На главную ׀ Фотогалерея ׀ Литературная премия ׀ Мемориальный комплекс ׀ О твардовском

 

Поэмы

Страна Муравия Василий Теркин Дом у дороги За далью-даль Теркин на том свете По праву памяти

История рода Твардовского.

По сути дела в поэмах «За далью — даль» и «По праву памяти» дана обобщенная, обширная и самая объективная характеристика отца, оценка его каторжного труда как крестьянина и как деревенского кузнеца, обслуживавшего окрестные села, но и своего рода просветителя, организатора «приюта суждений ярых» — о прошлом и настоящем, о «хлебных сказочных краях», о «загранице и России», «затменьях солнца и луны», о «наставленьях Льва Толстого» и обо всем буквально на свете.

Вспоминая об этом времени, поэт говорит и о себе, о своем детстве в Загорье, которое он не переставал любить, как свою жизнь:

И пусть она не повторится,
Но я с нее свой начал путь,
Я и добром, как говорится,
Ее обязан помянуть.
За все ребячьи впечатленья,
Что в зрелый век с собой принес;
За эту кузницу под тенью
Дымком обкуренных берез.
На малой той частице света
Была она для всех вокруг
Тогдашним клубом, и газетой,
И академией наук.

Из характеристики отца, данной в двух поэмах, становится особенно понятной его роль, так же как и роль его окружения, в жизни Твардовского, заметное влияние Трифона Гордеевича на любознательного сельского мальчишку, которому суждено было стать великим русским поэтом.
В то же время образ отца, выросший из поэтического творчества Твардовского, завершается попыткой осуществить его литературное воплощение в романной форме. Эта затея не увенчалась успехом, так как, видимо, не оказалось подготовленной почвы.

Не менее, а может быть, гораздо больше, чем отец, заметный след в художественном сознании Твардовского оставила мать — Мария Митрофановна.

На наш запрос о ней Государственный архив Смоленской области дал справку следующего содержания: «В документах Смоленской духовной консистории, в метрической книге записи родившихся в 1888 году и крестившихся в церкви села Словаж Лобковской волости Смоленского уезда, зарегистрировано рождение Марии.
В графах метрической книги «Месяц и день рождения» указано — 4 апреля, крещение 5 апреля по старому стилю, номер записи —11.

Родители: отец — сельца Плескачей дворянин Митрофан Яковлевич, мать — Евдокия Никитична. (Фамилии всех не указаны).

По рассказу сестры Марии Митрофановны, Анны Митрофановны, в «году девятьсот четвертом или девятьсот пятом близ поместья Плескачи, в деревне Белкино, появился молодой кузнец, который снял в аренду кузнечный горн у хозяина-поляка. Ну, слухи такие прошли, что, мол, кузнец в мастерстве горазд, холост, опрятен и недурен собой».

Увидев его, 16-летняя Маня Плескачевская не осталась равнодушной. Когда он через некоторое время посватался, она вышла за него замуж, как потом говорила, «по собственному согласию».

Матери Александра Твардовского много пришлось потрудиться, чтобы поставить на ноги многодетную семью. Дети не только уважали, но боготворили ее, особенно Александр.

Его дневниковые записи конца двадцатых — начала тридцатых годов пестрят заметками о матери. Ностальгия поэта по родному Загорью во многом объясняется разлукой с матерью. «Я должен увидеть Загорье,— пишет он из Москвы в 1929 году,— чтобы охладеть к нему, а не то еще долго мне будут мерещиться и заполнять меня всяческие впечатления детства: березки, желтый песочек, мама и т. д.». В записях, относящихся к 1930 году, имя матери упоминается неоднократно: «Когда я говорил матери о новых мощных громкоговорителях — слышимость на двадцать километров,— она не только верила мне, но и восторгалась искренно».

Мечты и раздумья юного поэта находили всегда благодатную почву в сознании матери. «В крупных колхозах,— говорил я,— полевые работы будут обслужены музыкой. Кроме этого, можно сразу созвать экстренное собрание всех колхозников, находящихся на работе в поле. И что барометр покажет,— можно сейчас же сообщить. Например, бросайте косить, будет дождь, собирайте готовое. Музыка будет, конечно, передаваться из центра, а такие распоряжения прямо с места. Мать понимает, насколько это замечательно. Она будет придумывать про себя новые возможности использования таких громкоговорителей, возможности, о которых я не говорил».

Добрая, чуткая, впечатлительная, она была не только внимательной слушательницей сына, пробудившегося к поэтическому творчеству, которому, как и всякому начинающему поэту, хотелось перед кем-либо исповедаться,— но и соучастницей его дела, вдохновительницей, душеприказчицей. Именно мать научила сына распознавать и по достоинству оценивать людей, верить не их словам, а судить людей по их делам. На этом основании многих друзей мужа она внутренне не принимала, более того, презирала их за нечестность, верхоглядство, похвальбу,— о чем подробно пишет в своих рабочих тетрадях юный Твардовский, имея в виду эту ее взыскательность — при всей мягкости и эмоциональности характера. Эта же черта матери подчеркивается Твардовским и в «Автобиографии»:

«Мать моя, Мария Митрофановна, была всегда очень впечатлительна и чутка, даже не без сентиментальности, ко всему, что находилось вне практических, житейских интересов крестьянского двора, хлопот и забот хозяйки в большой многодетной семье. Ее до слез трогал звук пастушьей трубы где-нибудь вдалеке за нашими хуторскими кустами и болотцами, или отголосок песни с далеких деревенских полей, или, например, запах молодого сена, вид какого-нибудь одинокого деревца и т. п.».
Именно мать смягчала душу сына, не давала возможности ей очерстветь в тяжелых буднях деревенского бытия. Не только Александр, но и все другие ее дети выросли и вошли в жизнь добрыми людьми, с честными и открытыми душами.

Когда семья Твардовских была выслана на север, на хрупкие плечи Марии Митрофановны легла вся тяжесть забот о детях, поскольку Трифон Гордеевич постоянно находился в отрыве от семьи, как говорится, «в бегах», зарабатывая своим нелегким трудом сельского кузнеца на хлеб насущный, чтобы не дать семейству погибнуть, пропасть в суровом таежном краю. В цикле «Память матери» поэт писал:

В краю, куда их вывезли гуртом,
Где ни села вблизи, не то что города,
На севере тайгою запертом,
Всего там было — холода и голода.
Но непременно вспоминала мать.
Чуть речь зайдет про все про то, что минуло,
Как не хотелось там ей помирать,—
Уж очень было кладбище немилое...
И ей, бывало, виделось во сне
Не столько дом и двор со всеми справами,
А взгорок тот в родимой стороне
С крестами под березами кудрявыми.

Первое стихотворение о матери Твардовский напечатал в газете «Юный товарищ» (1927), когда ему исполнилось 17 лет. Обращаясь к ней, он писал:

Я помню осиновый хутор
И детство — разбегом коня...
Я помню, ты каждое утро,
Корову пасла за меня.
Покуда я спал, улыбаясь,
С сухим армяком в головах,
Ты — тихая и простая —
Корову кормила в кустах...
Ногами росу обсыпала,
Сбирала грибы на заре...

Образ матери — с ее повсеминутными хлопотами по дому, с ее постоянными заботами о детях, бесконечными волнениями и недолгими радостями — отразится в других произведениях Твардовского — таких, как «На стареет твоя красота», «Матери» и др.

В стихотворении «Матери», опубликованном в 1937 году, можно найти такие очень важные строки, которые характеризуют тоску автора по матери: И просто небо, голубое небо — Мне всякий раз тебя напоминает. Это чувство обострится еще более, когда неожиданно начнется война и семья останется за линией фронта, на оккупированной территории.

После смерти Марии Митрофановны Твардовский в 1965 году опубликовал цикл стихотворений «Памяти матери». Специалисты считают его лучшим из того, что создано поэтом: эти стихи вошли в золотой фонд не только русской, но и мировой литературы.

Четыре стихотворения — четыре столба ограды на могиле, четыре угла, очерчивающие путь человека, вобравшие всю его жизнь:

Прощаемся мы с матерями
Задолго до крайнего срока
Теперь над ней березы, хоть не те,
Что снились за тайгою чужедальнею.
Досталось прописаться в тесноте
На вечную квартиру коммунальную..,
Как не спеша садовники орудуют
Над ямой, заготовленной для дерева:
На корни фунт не сваливают грудою,

По горсточке отмеривают…
Отжитое — пережито,
А с кого какой же спрос?
Да уже неподалеку
И последний перевоз
Я перевозчик-водогребшик,
Старичок седой,
Перевези меня на ту сторону,
Сторону — домой...

Цикл отличается многоплановостью, сложностью поэтической структуры, психологической напряженностью, драматичностью повествования, трагическим исходом. По жанру — это своеобразные психологические рассказы-очерки или что-то вроде дневниковых записок «для себя». Как справедливо заметил один из исследователей творчества поэта, «цикл завершил многолетнее движение одной из ключевых тем всего творчества Твардовского... жизни и смерти, памяти, человеческой общности, судеб человека и судеб народных».

Перейти на страницу >   1, 2,  3,  5