На главную ׀ Фотогалерея ׀ Литературная премия ׀ Мемориальный комплекс ׀ О твардовском

Истоки

 

Поэмы

Страна Муравия Василий Теркин Дом у дороги За далью-даль Теркин на том свете По праву памяти

Детство и отрочество имело все признаки крестьян­ской жизни тех лет, но, кроме того, «многое в нашем быту было «не как у людей» («Автобиография»). В это «не как...» входило весьма разное, даже противоположное. Отец был прежде всего хозяином и тружеником своей земли и кузницы, старался выбиться к достатку и, как вспоминает брат поэта, «постоянно желал чем-то выделяться»; вместе с тем был любителем книг, даже «начитанным по-деревенски». У него была небольшая домаш­няя библиотека, включавшая в себя сочинения Пушкина, Лермонтова, Некрасова, А. К. Толстого, Никитина, Ер­шова, Кольцова, Гоголя, Тютчева, Фета, также Г. П. Да­нилевского, Мордовцева и др. Устраивались семейные читки, и Твардовский посвятил специальную заметку-вос­поминание роли «заветной книги» — сочинениях Некрасова в их семье, его детстве. Большую роль сыграли впе­чатления от личности матери. Уже в первых стихах Твардовского о матери мы видим се заботливость, материн­скую самоотверженность, чуткость, и поэт находит выразительные детали.

Своеобразной и яркой фигурой был дед по отцу Гор­дей Васильевич. С ним связаны впечатления сердечно­сти, доброты, силы, некоторой необычности, и первое впе­чатление от смерти, воспроизведенное через много лет в стихотворении «Мне памятно, как умирал мой дед» (1951). И там же говорится: «Мы с ним дружили. Он лю­бил меня». Дед Гордей был в прошлом николаевский солдат, затем — безземельный крестьянин, мастеровой; прошел трудную жизнь. По записи Лакшина, Твардов­ский говорил про него: «Был он человек — бесстрашный, и в холеру, когда вповалку лежали по избам, ходил по­могать больным». Спасался от заразы тюрей с водкой (с этим связан мотив в «Стране Муравии» — «Сорок лет тому назад» и т. д.). Умер дед Гордей осенью 1917 года. Дед Гордой особенно любил маленького Сашу, выделял его среди других детей, называл «Шурилка-Мурилка», часто рассказывал ему истории из солдатской жизни, лю­бил петь песни, шутить с ним. Иван Твардовский вспоми­нает и о бабушке Зинаиде Ильиничне, жене Гордея Ва­сильевича, ее редкой доброте. Более сложными были от­ношения с отцом. Отец «не щадил на работе ни себя, ни других». Но любил также чтение, а иногда и пел песни, например, «Коробейники» Некрасова. И хотел дать стар­шим сыновьям — Константину и Александру — образова­ние, даже пытался отдать их на обучение в Смоленскую гимназию в 1919 году, но гимназия была скоро расформирована, и они поступили в том же году в сельскую школу в Ляхове.

Писать Твардовский начал, как он говорит в «Автобиографии», очень рано, «до овладения первоначальной грамотой. Хорошо помню, что первое мое стихотворение, обличающее моих сверстников — разорителей птичьих гнезд, я пытался записать, еще не зная всех букв алфа­вита и, конечно, не имея понятия о правилах стихосло­жения». И Твардовский приводит первые образцы своего детского творчества, с характерной для этого возраста конкретностью. А. Н. Седакова, которая училась с Твар­довским в одном классе Ляховской начальной школы, пишет, что «среди других учеников Саша обращал на се­бя внимание выразительным взглядом своих голубых глаз, напряженной внимательностью ко всему окружаю­щему, всегда опрятный и аккуратный... выделялся спо­собностями, особенно умением читать и декламировать стихи... Говорил сам как-то красиво, мог подбирать к словам рифмы». А. Седакова воспроизводит и отрывки некоторых детских стихов Твардовского. Например, «Вы ракиты, густые, большие, // Принимайте под тенью, друзья. // А поля и луга золотые, // Полюбите навеки ме­ня...»

И. П. Иванов вспоминает, как белокурый восьмилет­ний Санька Твардовский, вместе со своим другом Колей Долгалевым, впервые пришли к нему в школьную биб­лиотеку и спросили «Конька-Горбунка». Вспоминает, как мальчик Твардовский затем регулярно приходил за кни­гами в библиотеку Белкинского Народного дома, помогал также писать лозунги, выпускать стенгазеты, заполнять каталожные карточки. А когда библиотека переехала на станцию Пересня, гораздо дальше от дома Твардовских, «прямой дорогой через три больших болота — Саша Твардовский и Коля Долгалев — ходили в библиотеку за восемь километров. В летнее время — босиком». В Переснянской библиотеке было около семи тысяч книг. И в ру­кописных воспоминаниях Иванов добавляет: «Санька днями сидел около полок, глаза разбегались. Он готов был читать все подряд, пришлось определить систему чтения, составить план». Иванов вспоминает и большой список читавшихся мальчиком Твардовским книг. А ле­том— обычная жизнь крестьянского мальчика. В частности, пастушество, о котором рассказывает Иван Твардовский. И отмечает: «Брат Шурка любил общаться со сверстниками, иногда даже и со старшими ребятами». Вот в таких занятиях и чтениях формировалось детское твор­чество Твардовского. И быстро происходило общее ду­ховное созревание. Твардовский вспоминал, как со своей любовью к чтению ранним стремлением к творчеству он не во всем подходил к тому, что требовалось от обычного крестьянского сына, рассказывал, как он, «Шурка», топил подосин и в то же время усердно читал. Причем одно время читал не только книги, которые ему давал И. II. Иванов, но и религиозные; в 12 лет даже хотел стать священником, а в 13 —стал отчаянным атеистом (вспомните, и стихах он говорит о себе как раз того вре­мени,—«я, суровый атеист»).

Но к сожалению К. Т. Твардовского, занятия в Ляховской школе «пришлось прекратить после 4-го класса», но, по договоренности с отцом, «Александра включили в небольшую группу учеников, которых обучали отец и сын Поручиковы Илья Лазаревич и Иван Ильин — учителя соседней Егорьевской школы, квалифицированные и гу­манные». Русский язык и литературу преподавал Иван Ильич, — он оказал большое влияние на Александра, поощрял его стихотворные опыты. В 1923—1924 годы Твардовский один год учился в «девятилетке» в Белом Холме. Школа помещалась в трехэтажном старинном помещичьем доме, с примыкающим большим фруктовым садом, нарком, липовой аллеей. При школе была неплохая библиотека. Школа обслуживала район радиусом в тридцать километров. Саша Твардовский жил в пришкольном об­щежитии, а по воскресеньям приходил домой. В стихотворении «Память Ленина» (1948—1949) Твардовский описывает себя в начале 1924 года так: «Тринадцатилет­ний, далекий // Теперь от меня человек,— // В ушанке, в суконной поддевке, // Расчетливо сшитой на рост». Смерть Ленина он тяжело пережил. По воспоминаниям В. Т. Сиводедова, быт в общежитии был организован на коллективных и трудовых началах. Сиводедов запомнил эпизоды бытового поведения Саши Твардовского, в кото­рых проявились его чувство товарищества, готовность помочь, в том числе и физической работой, и домашними продуктами. Жизнь Саши Твардовского в Белом Холме протекала не во всем гладко. Был инцидент, в результате которого его хотели исключить из школы. В. Сиводедов отмечает, что во время школьного «суда» над Твардовским «он вел себя так, как будто все происходящее относилось к кому-то другому». Проявил «уникальную способность страдать молча», сохранять «чувство собственного достоинства» в трудных ситуациях.

В том же 1924 году Твардовский вступил в комсомол, стал активным деревенским общественником, селькором. С 1924 года «начал посылать небольшие заметки в редакции смоленских газет» (так в «Автобиографии»; Р. М. Романова уточняет, указывая 1925 год). «Изредка заметки печатались. Это делало меня, рядового сельско­го комсомольца, в глазах моих сверстников и вообще окрестных жителей лицом значительным. Ко мне обращались с жалобами, с предложениями написать о том-то и том-то, «протянуть» такого-то в газете... Потом я отва­жился посылать и стихи».