На главную ׀ Фотогалерея ׀ Литературная премия ׀ Мемориальный комплекс ׀ О твардовском

 

Поэмы

Страна Муравия Василий Теркин Дом у дороги За далью-даль Теркин на том свете По праву памяти

Первые шаги в литературе 

Впервые имя Твардовского увидело свет 15 февраля 1925 года. В газете “Смоленская деревня” была опубликована его заметка “Как происходят перевыборы кооперативов”. 19 июля эта же газета напечатала его первое стихотворение “Новая изба”.

В последующие месяцы появилось еще несколько заметок, корреспонденции, стихов Твардовского в различных газетах Смоленска; а в начале 1926 года, когда поэт специально приехал в этот город, чтобы познакомиться с М. В. Исаковским, он снова публикует свои стихи в газете “Рабочий путь”. Художник И. Фомичев рисует карандашный портрет “селькора Александра Твардовского”, который напечатан на одной газетной странице с его стихами. В апреле 1927 года смоленская газета “Юный товарищ” помещает заметку об Александре Твардовском вместе с подборкой его стихов и фотографией - все это объединено общим заголовком “Творческий путь Александра Твардовского”. А было Александру 17 лет.
По свидетельству Исаковского, “это был стройный юноша с очень голубыми глазами и светло-русыми волосами. Одет был Саша в куртку, сшитую из овчины. Шапку он держал в руках”.

Юноша переселился в Смоленск. Но в редакции “Рабочего пути” никакой штатной должности для Твардовского не нашлось. Предложили писать заметки в хронику, что, естественно, не гарантировало постоянного заработка. Но он согласился, хотя прекрасно понимал, что обрекает себя на полуголодное существование.

Летом 1929 года, когда многие сотрудники “Рабочего пути” ушли в отпуск, Твардовского загрузили работой, посылая его с корреспондентскими заданиями и районы. Прибавились заработки, расширился круг знакомств, в том числе и литературных. Поэт осмелился послать свои стихи в Москву, в редакцию журнала “Октябрь”. И - о счастье! Михаил Светлов напечатал стихи девятнадцатилетнего Твардовского. После этого события смоленские горизонты стали казаться ему слишком узкими, и он устремился в столицу. Но получилось примерно то же самое, что со Смоленском. Меня изредка печатали, кто-то одобрял мои опыты, поддерживая ребяческие надежды, но зарабатывал я ненамного больше, чем в Смоленске, и жил по углам, койкам, слонялся по редакциям, и меня всё заметнее относило куда-то в сторону от прямого и трудного пути настоящей учебы, настоящей жизни. Зимой тридцатого года я вернулся в Смоленск...”, - так с предельным лаконизмом рассказал поэт о своем пребывании в Москве многие годы спустя.
Трудно сказать, как бы складывалась литературная судьба Твардовского, если бы он остался в Москве, что было вовсе не исключено, имей он постоянное и надежное жилье. Но, надо думать, главная причина его возвращения в Смоленск все-таки в ином. У Твардовского возросла требовательность к. Себе как поэту, и он сам стал все чаще испытывать неудовлетворённость своими стихами. Вероятно, он понимал, что пока родной стихией, питавшей его поэзию, была только жизнь села: его быт, природа, коллективизация и все с нею связанное. Но все эта осталось позади. Позднее он писал: “Был период, когда я, уйдя из деревни, одно время был, по существу, оторван от жизни, вращаясь в узколитературной среде”.

В течение первого года обучения в институте он обязался сдать экзамены за среднюю школу по всем предметам и успешно с этим справился. “ Эти годы учебы и работы в Смоленске - писал впоследствии Твардовский, - навсегда отмечены для меня высоким душевным подъемом... Отрываясь от книг и учебы, я ездил в колхозы в качестве корреспондента областных газет, вникал со страстью во все, что составляло собою новый, впервые складывающийся строй сельской жизни, писал статьи, корреспонденции и вел всякие записи, за каждой поездкой отмечая для себя то новое, что открылось мне в сложном процессе становления колхозной жизни” (“Автобиография”).

Начиная с 1929 года Твардовский стал писать по-новому, добиваясь предельной прозаичности стиха. Ему, как он впоследствии рассказывал, хотелось писать “естественно, просто”, и он изгонял “всякий лиризм, проявление чувства”. Поэзия немедля отомстила ему за это. В некоторых стихотворениях (“Яблоки”, “Стихи о всеобуче”) наряду с подлинно поэтическими стали появляться и такие, например, строчки:

И сюда

Ребят больших и малых

Соберётся школьный коллектив.                                                             

Впоследствии Твардовский понял, что это ошибочный путь, ибо то, что он ставил превыше всего - сюжетность, повествовательность стиха, конкретность, - выражалось у него на практике, как признал он в 1933 году, “в насыщении стихов прозаизмами, “разговорными интонациями” до того, что они переставали звучать как стихи и все в общем сливалось в серость, безобразность... в дальнейшем эти перегибы доходи подчас до абсолютной антихудожественности”.

Долгий и трудный путь поисков пришлось пройти поэту, прежде чем он окончательно разуверился в жизненности полупрозаического стиха. Целое десятилетие бился он, как когда-то Некрасов, над решением мучительной задачи - “найти себя в себе самом”. Как и Некрасов, Твардовский прошел в молодости тернистый путь ученичества, подражания, временных успехов и горьких разочарований вплоть до отвращения к своим собственным писаниям, безрадостного и унизительного хождения по редакциям. Впоследствии он сам высказался об этом: “Некрасов был мне как-то лично близок, я знал его биографию, знал о его голодной юности и т. д. Я мечтал, что и я так же буду голодать, пробиваться, когда уеду со своими стихами из деревни; мечты эти, кстати сказать, впоследствии в достаточной мере осуществились, так как я и голодал, и безночлежничал и вообще мытарился порядочно. Но это между прочим. А я хочу сказать, что этот поэт был мне дорог еще и как личность, он был моим любимым героем”