На главную ׀ Фотогалерея ׀ Литературная премия ׀ Мемориальный комплекс ׀ О твардовском

ЛИТЕРАТУРНЫЙ КОНТЕКСТ СУДЬБЫ "СМОЛЕНСКОЙ ШКОЛЫ"

 

Поэмы

Страна Муравия Василий Теркин Дом у дороги За далью-даль Теркин на том свете По праву памяти

Путь Твардовского стал одним из главных путей всей советской поэзии и перекликался с некоторыми общими тенденциями ее развития. В это время художественные принципы, впервые разработанные Твардовским, Исаковским еще к началу 30-х годов, получили наиболее полное признание и стали даже объектом подражания, усвоения рядом других поэтов; некоторые из этих принципов стали господствующими, стадийными особенностями всей советской поэзии, с учетом и опытом поэзии военных лет и новой послевоенной проблематики. А среди поэтов «смоленской школы» в этот период полного расцвета достигло творчество третьего ее наиболее крупного представителя — Николая Рыленкова. Общий ход эволюции поэзии сопровождался и размыванием первоначальных границ «смоленской школы», и расширением этих границ, приближением многих поэтов к ее принципам и дальнейшей дифференциацией путей внутри «школы», вместе с возникновением новых индивидуальностей и «течений». Как и в 30-е годы, другой центральной фигурой этого потока, хотя тогда современниками почти незамеченной, становится Заболоцкий, подлинное значение и влияние которого, однако, определилось уже после его смерти, в 60-е годы. Контрасты и переклички Твардовского и Заболоцкого в известной мере концентрировали контрасты и единство всего потока развития поэзии. Но одновременно продолжали двигаться своими путями поэты разных поколений, начиная с Ахматовой, затем Пастернака, Асеева, затем более поздних генераций — Тихонова, Мартынова, Сельвинского, Луговского, Прокофьева, еще более поздней генерации — предвоенной — Симонова, Смелякова, Шефнера, Титовича; еще следующих генераций — Слуцкого, Винокурова, Ваншенкина, Межирова, Орлова и др., и в конце периода возникает новая волна — Вл. Соколов, Евтушенко, Вознесенский и др. У каждого из них есть переклички и в тематике, и в проблематике, и направленности эволюции, у некоторых — иногда особо близкие к Твардовскому, несмотря на другие традиции, подчас даже стремление противопоставить себя поэтической линии Твардовского.

Особенно заметны эти переклички — хотя очень по-разному, но иногда до деталей тематики, психологизма, интонаций — у Смелякова, Слуцкого, отчасти Винокурова — позже Евтушенко, Вл. Соколова. И под явным влиянием Твардовского складывалось творчество Ваншенкина, Жигулина.

В творчестве Исаковского, Рыленкова наметились и дальнейшие индивидуальные особенности их пути, и признаки более прямого влияния на них Твардовского. В частности, с темой и пафосом «жестокой памяти» связано едва ли не лучшее стихотворение Исаковского «Враги сожгли родную хату» (1946), продолжившее тему «солдата-сироты» из «Василия Теркина» и концовки «Дома у дороги», но достигающее самобытной песенно-повествовательной и разговорной сжатости и силы. А в стихах Рыленкова в этот период получила развитие лирика родной природы — как родных смоленских березок, так и поэзия природы других краев. Разрабатывались также жанры лирических портретов людей труда, военных, исторических и других воспоминаний; поэзия самой культуры, нового, так сказать, духовного быта и т. д. Тесно перекликаясь с этими поэтами «смоленской школы», можно сказать, примкнули к ней — Недогонов, Грибачев, Яшин, Кулешов, отчасти Б. Ручьев и другие. Позже — С. Викулов и др.

Возникали и явления псевдопоэзии, которые иногда бессознательно пародировали или эпигонски обесценивали и подлинные достижения Твардовского, шли за ними как дурная тень, подобная «внутреннему редактору». Иногда критики приобщали к «направлению» Исаковского — Твардовского (или, в другой номенклатуре, «некрасовскому направлению») и поэтов, по сути совершенно другого стилевого направления, как А. Сурков или даже В. Лебедев-Кумач (с его безличными схематичными, декларативными, хотя и четкими, запоминающимися стихами-формулами).

Заболоцкий, несмотря на разделявшее его и Твардовского взаимное личное непонимание, сгладившееся только к самому концу этого периода, перекликался с ним и рядом отдельных мотивов, тем и общим принципом совмещения «дали» и «близи», конкретности и обобщенности, реалистической символики; и принципом изображения себя не через себя; и принципом умудренного, углубленного раздумья, сдержанного и в то же время напряженного, и наконец принципом напряженности труда души. Вместе с тем продолжалось и самостоятельное развитие пути Твардовского и пути Заболоцкого как двух основных взаимодополняющих сторон общего поиска углубленной мыслящей народности. Линия романтического и более декларативного раздумья, наиболее полно выраженная поэмой Луговского «В середине века», имела меньшее значение и лишь очень отдаленно перекликалась с путем Твардовского, но также была одной из дополнительных дорог в общей дороге дорог нашей поэзии, хотя и не дала таких художественных ценностей, как пути Твардовского и Заболоцкого. А с середины 50-х годов во всем талантливом и честном всех направлений и поколений появилась тенденция к интенсивному очищению зерна от половы, подлинного слова от слова-трухи, слова-утиля к углублению и очищению народного самосознания, развитию внутренней свободы и ответственности и в связи с этим к действительному развитию реалистической социальной народности поэзии. Наряду с новым открытием старых ценностей в главный общий пафос этого процесса входила своеобразная реабилитация естественных человеческих чувств и свойств, преодоление отчужденности от самого себя, всех форм человека-винтика или рычага; пафос утверждения прав личности; подъем чувства личности, прошедшей через испытания войны и тяжелых последствий культа личности; подъем мысли-чувства человека, отстоявшего свое право памяти, свое «самостояние» на основе подлинного постижения хода истории в ее конкретной реальности.

Стержневым началом этого поиска становится новая самодеятельность и напряженность труда души без прикрас, поэтической рефлексии, самопознания. Отсюда призыв поэтического завещания, последнего стихотворения Заболоцкого, которого к концу этого времени Твардовский уже стал ценить и понимать и которое он напечатал в «Новом мире», — «Не позволяй душе лениться» (1958). Не позволять душе лениться — это был лозунг и Твардовского, и обращался он со своей душой не менее сурово, чем Заболоцкий, хотя по-другому.