На главную ׀ Фотогалерея ׀ Литературная премия ׀ Мемориальный комплекс

Литературные взгляды

 

Поэмы

Страна Муравия Василий Теркин Дом у дороги За далью-даль Теркин на том свете По праву памяти

В соответствии с общей манерой литературно-критических статей Твардовского совмещается характеристика индивидуальных особенностей Исаковского, только ему присущих и верно подмеченных, и тех особенностей, качеств, которые близки или совпадают с принципами поэтики самого Твардовского. При этом Твардовский, несмотря на глубокую личную дружбу, точно оговаривает и то, что считает слабостью или недостатком, в частности, проявления декларативности, схематизма, упрощенности.

В целом через все выступления Твардовского о литературе проходят два основных критерия. Во-первых, подлинная народность и реализм, во-вторых, высокое художественное качество, причем второй вытекает из первого. Эти критерии, их конкретное применение варьировались на протяжении творческого пути Твардовского. Можно отметить фазу сужения его литературных вкусов и критериев в конце 40-х годов, связанную с общей литературной обстановкой того времени, и резкое расширение кругозора с середины 50-х и особенно с начала 60-х годов. Но на всех этапах сохранилось очень рано сложившееся твердое ядро его основных литературных взглядов в соответствии с твердым ядром и основных принципов его художественного творчества. Для всех этапов характерна также заостренная гражданственность его выступлений на литературные темы — пафос «Слова о словах».

В публицистической форме этот пафос выражен и в его речах на съездах партии, других общественных форумах, и в его журнальных статьях, из которых можно выделить, как программные, — «Несколько слов к читателям «Нового мира» и особенно «По случаю юбилея». Как и в «Слове о словах», подчеркивается главный критерий правдивости и противопоставляется всем формам «подмены действительности, какая она есть, такой, которая более соответствует предвзятым представлениям». И далее: «... все, что талантливо и правдиво в искусстве, — всем нам на пользу, и, наоборот, всякая фальшь, всякая липа, как и всякое недомыслие, во вред нам... Недостаток многих наших книг — прежде всего недостаток правды жизни, авторская оглядка. Читатель остро нуждается в полноте правды о жизни. Ему претит уклончивость и непрямота художника».

Твардовский подчеркивает принцип правдивости «до конца» и связывает его с творческой активностью, художественной и гражданской смелостью, самостоятельностью мысли художника. Вспомним, что эти темы и пафос перекликаются с «Литературным разговором» в поэме «За далью — даль» и рядом стихотворений Твардовского, — с общим пафосом его творчества.

Из этого пафоса вытекает, как его конкретное осуществление, второе основное требование литературной программы Твардовского — требование высокого художественного качества. Среди многих его выступлений на эту тему стоит вспомнить небольшую статью против попыток явно или замаскированно снизить эти требования (критиков В. Друзина и Б. Дьякова). С требований высокого качества начались первые выступления Твардовского в литературной критике (в устных выступлениях на «декадниках» смоленского журнала «Наступление»). И вспомним знаменитую строчку его стихотворения, что в поэзии горшки обжигают хотя и не боги, но мастера.

Эволюция конкретных применений этих критериев Твардовским шла в сторону их расширения и уточнения, по принципу «расширяющейся вселенной». Он стал видеть и ценить то, что раньше недооценивал, но в главном никогда не отбрасывал то, что он ценил с самого начала своего пути. В 30-е годы он не мог бы так писать об Ахматовой, как в 60-е; но в 60-е годы он так же ценил творчество А. Кулешова, как в 40-е. В последние годы с этим

расширением критериев сопрягалось увеличение их строгости.

В ряде выступлений и статей Твардовский выделяет еще один путь конкретизации его реалистических принципов. Это — взаимодействие поэзии и прозы. К нему он возвращается не раз. В 1947 году пишет: «Характерным для подъема поэзии всегда являлось насыщение ее повествовательными и дидактическими моментами — беллетристичностыо, точно так же как и подъем литературы вообще характеризуется приобретением прозой собственных поэтических качеств». С этой мыслью связано неоднократное утверждение не только законности, но и художественной ценности повествовательных элементов, сюжетности и в лирических стихах, что в известной мере противоречило их традиционным признакам и принципам лирики. «В стихах должно что-то происходить», — писал он К. Ваншенкину и уже гораздо позже, в конце 50-х годов. Эти высказывания, несмотря на их кажущуюся упрощенность, не надо понимать упрощенно. Еще в письме Маршаку от 18 августа 1938 года он писал, что: «Я все больше страдаю от своей тоскливо-повествовательной манеры, давно хочу писать иначе, но все еще не могу». Сюжетность, событийность, элементы повествовательности в поэзии для него не совпадали с «тоскливо-повествовательной манерой». В своей творческой практике он и в 30-е годы в целом не был «тоскливо-повествовательным», и тем более в 60-е годы. Но стремление к синтезу прозы и поэзии, косвенного изображения (через изображение персонажей или объективных ситуаций) и прямого высказывания было одним из коренных его литературных взглядов в течение всей его жизни и отвечало его творческой практике, хотя конкретные формы соотнесения этих элементов, синтеза существенно менялись у него на разных отрезках его пути. Общая эволюция также шла по тому же принципу концентрического расширения, «расширяющейся Вселенной».

Изложенные принципы Твардовский в некоторых высказываниях дополнительно конкретизирует применительно к разным литературным жанрам. Применительно к художественной прозе он особое внимание уделяет художественному оправданию и развитию очерковой и вообще документальной прозы, разъясняет значение их в развитии литературы как самостоятельной художественной струи и жанра и в развитии-общественного сознания как системы человеческих документов. И в отдельных оценках или замечаниях по поводу такой прозы (своей и у других писателей) Твардовский подчеркивает необходимость ее жизненной свободы, несхематичности, ее связи с естественным ходом времени, исторического процесса, его «хроникой».

Отсюда и упомянутые выше оценки значения творчества Шолохова, Фадеева. Отсюда и уважение к литературным явлениям, тесно связанным с коренными запросами народной жизни и выражающим ее существенные стороны и возможности. Например, Твардовский говорил о значении для него, даже для его личного жизненного пути, «Как закалялась сталь» Николая Островского.

В статье о Маршаке специальное внимание уделено проблемам поэтики литературы для детей и поэтики художественного перевода, на опыте Маршака и сравнении его с опытом других писателей для детей и переводчиков. Наконец, в ряде работ Твардовский специально останавливается на соотношении лирики и поэм, взаимозаменяемости определенных жанровых категорий. Но при этом Твардовский избегает высказываться о жанрах, которыми сам не занимался. Например, о драматургии.

И, наконец, через всю систему высказываний Твардовского о литературе прослеживается особое внимание к соотношениям художника и читателя. Художественное произведение рассматривается им вместе с его конкретным восприятием читателем, современным или прошлым. Критерий доступности искусства широким слоям народа для него всегда был одним из важнейших критериев. Но и здесь он стоял на почве принципа сложной простоты. И хотя говорил, что высшей оценкой художественного качества произведения является то, что его читают те, кто не читает ничего другого, он признавал и ценность произведений, относительно мало читаемых, и ввел в ряде случаев разделение уровней читательского вкуса, его «развитости», так же как в своих произведениях даже создавал своеобразную классификацию читателей, их типизацию, и оценивал качество своей работы в соотношении не со всяким читателем, а определенными типами читателей, которые в какой-то мере представляют достаточно высокий уровень народного вкуса в целом. Поэтому он не отождествлял понятий популярности и народности, хотя учитывал степень популярности любого разбираемого им писателя, и понимал также, что читаемость иногда зависит и от внешних факторов, не связанных ни с качеством художественного произведения, ни с действительным вкусом народа (на примере той же Ахматовой), хотя на разных этапах своего пути по-разному оценивал роль таких факторов. В литературно-критических выступлениях он стремился исходить из определенных научных принципиальных критериев, и в этом смысле его литературно-критические работы являются также и литературоведческими, хотя по своей форме часто приближаются к художественным эссе.

Его литературные взгляды не были обобщены или подытожены какой-то специальной сводкой, но тем не менее представляют целостную систему, в общем отвечающую системе художественного мышления, выраженной в его произведениях, хотя в некоторых отношениях несколько более узкую. В самой форме своих литературных высказываний — будет ли это статья, внутренний отзыв или речь — он стремился к максимальной стройности и ясности изложения; к соединению общего взгляда и внимательного отбора характерных отдельных подробностей, примет; к совместности рассмотрения литературного ряда и действительности, в нем отразившейся, включая в эту действительность и главные данные биографии художника, и главные факты, приметы эпохи в целом. В литературоведческой методологической основе он быстро преодолел широко распространенные во время его молодости вульгарно-социологические схемы и подходы; стремился к наиболее углубленному познанию, исходя из того уровня нашего литературоведения, который был достигнут лучшими его представителями 30-х годов и подымался последующим ходом развития науки.

Перейти на страницу: 1, 2