На главную ׀ Фотогалерея ׀ Литературная премия ׀ Мемориальный комплекс ׀ О твардовском |
|||||||
ПОЭМА "ВСТУПЛЕНИЕ" |
|||||||
|
Первая поэма Твардовского им самим и всеми исследователями его творчества оценивалась как совершенно слабый, неудачный опыт. Однако иначе оценивал ее Эдуард Багрицкий. Критикой она была сначала почти не замечена, а затем оценивалась очень противоречиво. Сейчас эта поэма действительно всеми воспринимается еще как первый опыт. Но во многом удачный. Поэма написана в апреле — августе 1930 года воистину по горячему следу первого года массовой коллективизации. И эта оперативность совмещается с небывалой для поэзии о деревне тех лет конкретностью и многоплановостью. Внешнее движение, фабула поэмы предельно просты: несколько эпизодов жизни только что организованного колхоза — от подготовки весеннего сева (эпизод, в котором колхозники хотят разобрать ссыпанный в общую кучу первый колхозный семенной овес) до первой уборки коллективного урожая и проводов председателя, переброшенного в другой колхоз. И в конце коллективное «слово» колхоза о войне, о готовности защищать социализм и строить его. Эпизоды внутренней жизни колхоза сопоставлены с историей жизни соседнего кулака Ермака Кулагина и ее кульминацией — сценой конфискации его имущества, в том числе сельскохозяйственных машин, которые тут же передаются колхозу. Внутри другого эпизода вставлен лирический рассказ женщины-колхозницы об одном из случаев ее прежней, еще дореволюционной жизни. А с другой стороны, в ходе освоения колхозной жизни у тех самых колхозников, которые только что собирались разобрать по домам коллективный семенной овес, возникает мысль о совсем новом будущем общеколхозном деле — строительстве плотины на местном ручье, создании колхозного пруда-озера. Этот мотив вновь возникает в очерке «Озеро» (1932) и в стихотворении «Новое озеро» (1934). Так сопоставлены три пласта времени. Хроникальная структура осложнена неравномерностью хода поэтического времени, его разрывами. Сюжет связан не с какой-то неповторимой личной судьбой, а с судьбой именно колхоза как коллективного героя, его первого становления как новой человеческой целостности. В ходе поэмы происходит как бы зародышевое выделение отдельных личностей. Но сначала это только имена без лиц: «Люди без шапок // Идут посмотреть овес // В ночную позднюю пору. // Василии Алексеевичи, // Иваны какие-нибудь Митрофановичи, // Григории, там, Андреевичи, // Григории, скажем, Ивановичи // И все остальные граждане // Спят в одиночку, // Каждый в своем углу». Их собирательность подчеркнута коллективной «поведенческой деталью»: все идут без шапок. Почему без шапок? На первый взгляд непонятная или лишняя подробность. Но она показывает внутреннюю неуверенность, даже боязливость назревшего желания и его напряженность, общность. Много выразительных деталей найдено и в четвертом эпизоде первой части — описании норного тракторного выезда. Например, «обходят люди трактор, // Точно нагруженный воз». Сравнение вскрывает и типичное для крестьянина поведение — обходить нагруженный воз, и типичное для этих первых колхозников поведение, которые первый трактор обходят осторожно. Выразительна и деталь — сравнение в заключительных строчках сцены: «Интернационал, // Интернационал! Здесь пели // Точно в первый раз на этом свете». Есть и зародыши индивидуализации, хотя строго социологически обусловленной. Например, в изображении кулака Кулагина.
Советскую власть уважая, Газеты читал, Украинские урожаи Свои собирал. Как веточку с ягодкой ранней, Жене дорогой, Он колос носил на собранья Породистый свой. Бывало, сидит на крылечке, Покончив дела. Мечтает: если бы речка Вблизи текла. Краса! Водопой и купанье, И рыба в обед. Придумывал речке названье Несколько лет. И был человек доволен Декретами круглый год. Ходил у него на воле Премированный скот.
Но при всей конкретности многих деталей в целом путь колхозников показан упрощенно — все оказывается благополучным в течение одного неполного земледельческого года, хотя на горизонте еще маячат те единоличники, которых этот первый успех не вполне убедил… И все же в ряде кусков поэмы выступает и неприкрашенная реальность. Колхозники ходят за Михайловым «как малые дети», но не раз мучительно обдумывают возможности выхода из колхоза. И толкают их к этому реальные факты, правдиво воспроизведенные поэмой. В поэме достигло максимума стремление к «прозаизации» стиха. И сам Твардовский цитировал в «Автобиографии» начало «Вступления» к ней («В одной из комнат бывшего барского дома» и т. д.) как пример прозаизации и сравнивал с ездой со спущенными вожжами. Эта прозаизация, как и в 1929 году, не была единичным явлением в поэзии. Например, Н. Дементьев в рассказе в стихах «Город» (1931—1932) еще более прозаизировал: «Вместо того, чтобы пасти овец и впроголодь питаться кислым сыром и салом, // Вы будете работать у машин и есть вкусные обеды из трех блюд» и т. п. Твардовский выделялся не степенью прозаизации стиха, а иным ее типом: связью с деревенской языковой стихией, богатством «поведенческих» деталей. Своей системой звуковой организации и разного рода синтаксических и смысловых параллелизмов, перекличек, повторяющихся мотивов (например, повторяющийся исходный мотив «биографии» Кулагина: «Сидел человек на усадьбе»). Повторяющиеся элементы обычно сочетаются с новыми, мотивы превращаются в лейтмотивы, с вариациями и дополнительными мотивами (например, ступенчатое нарастание мотива создания запруды-озера). Характерно также повторение отдельных ключевых слов-скреп (как и в «Зеленом городе»). Аналогичная система прослеживается и в ритмике поэмы, в ее дольнике — близким к дольнику других стихов этого года. Таким образом, точнее говорить не о «спущенных вожжах», а о поиске нового типа «вожжей» — в смысле новой поэтической структуры самого ультраразговорного прозаизированного потока стихотворной речи, поиска с преувеличением и неудачами, но и действительными зародышами новой поэтики, развитой последующими произведениями. Дальнейший ход наиболее ясно наметился в эпизоде с тракторным выездом, который сам Твардовский, начиная с 1931 года, в переработанном виде включал во все последующие собрания своих стихов, хотя больше не возвращался к остальному тексту поэмы.
|