 |
|
|
Макаренков Александр Олегович
ПРАЗДНИЧНАЯ ЖЕНЩИНА Альбом стихотворений со вступлением, послесловием и рисунками автора
Издательство «Смоленская городская типография», Смоленск, 2007 ISBN 5-94223-282-5
ДАР МИФОТВОРЦА или ВСТУПЛЕНИЕ В КНИГУ
Моя судьба – дама, щедрая на неожиданные и непредсказуемые подарки. Она любит делать их так, словно и не дарит ничего, – так, просто складывает обстоятельства, подбрасывает в мою жизнь удивительных людей. Одним из таких неожиданных и непредсказуемых подарков стал для меня Александр Макаренков – поэт, художник, писатель, бард. Хороший, добрый и верный друг. Такие люди – редкость. Точно так же, как и их дар. Дар редкий, редкостный, редчайший. Они сами – дар. И как всякий дар, они входят в наше существование вроде бы неторопливо, не сразу – но навсегда. С Сашей мы знакомились, можно сказать, трижды. Первый раз – почти заочно. Когда я впервые увидел (и что важнее – услышал) его на одном из подмосковных лесных фестивалей, я только успел сказать себе: «Слышишь? Кто-то думает так же, как ты!» Я успел рассмотреть завидную бороду под неизменной, как потом оказалось, красной бейсболкой – и потерял Сашу в толпе. Вернее, почему-то не решился подойти и познакомиться. Второй раз мы знакомились песнями. Это было на другом фестивале, в Великих Луках. Внезапный контакт глазами, возникавший между поющим и слушающим (причем и Саша, и я побывали в обеих ролях), способен людям из нашего круга дать больше, чем иным дает многочасовой разговор. И снова мы так и не успели переброситься хотя бы несколькими словами. В третий раз наше знакомство состоялось, как и положено, на кухне. Настоящее, полноценное, правильное знакомство: с долгими разговорами, со случайно, казалось бы, рассказанными историями из прожитого, и самое главное – с песнями. Главное – потому что Саша (как и все, кто обладает таким даром) больше – и лучше всего – рассказывает о себе в своем творчестве. Вернее, не о себе – себя. Это совершенно особенная душевная щедрость – позволить своему слушателю, читателю или зрителю сразу войти в нараспашку раскрытый мир. Я не буду ничего рассказывать вам об этом мире – пусть он будет для вас таким же даром, каким стал для меня. Он достоин того, чтобы каждый принимал его в одиночку. Но – не в одиночестве. Одиночества мир Александра Макаренкова не приемлет. Потому, наверное, Саша так щедро и дарит себя – не важно, в прозрачных ли своих стихах, в удивительно теплых картинах или в пронзительно-светлых рассказах. Дарящий себя не бывает одинок. И пусть иногда кажется, что существование таких людей – миф. Они и есть миф. Но не академически сухо изложенный в переводах, а только-только рожденный, во всей полноте живущий рядом с нами – и вокруг нас, говорящий на одном языке с нами. Миф, сотворенный, среди немногих других, Сашей Макаренковым. Возьмите этот дар мифотворца. Возьмите его в руки. Мне, насладившемуся, уже жалко в одиночку радоваться такому сокровищу. Саше, как мне думается, – тоже...
Антон Трофимов, зам. главного редактора «Независимой газеты».
ПРОСНУТЬСЯ В ПЯТЬ УТРА Альбом первый
ПРОСНУТЬСЯ В ПЯТЬ УТРА Проснуться в пять утра и больше не ложиться, Подслушать поезда и – как лопочут птицы, Собачий пьяный лай ломается от солнца, И прячется луна на самом дне колодца.
Проснуться и глядеть, глаза не закрывая, Как с неба льется свет из самого из Рая, И первая листва помечена природой, И – кругом голова, и вот она – свобода!
Проснуться в пять утра, от счастья засмеяться! Там – светится гора, здесь – сонны домочадцы, И мой малыш во сне играет босса-нову, И сорок первый снег мне больше не обнова. И среди певчих стай вдруг на крыло я встал.
март 2004, Пятигорск
ПЯТИГОРСК Запах петуний смешался с полынью, И с паровозным дымком у вокзала. Солнце смеется: – Кончился ливень… – Кончился ливень, – небо сказало.
Прячется лето в горячую клетку – Столбик термометра бьет все рекорды. Не помогают, ни сны, ни приметы, – Нет ощущенья воды и свободы.
Нет ощущенья земного вращенья, - На остановке трамвая конечной дремлет усталый старик, и Везенье кажется просто, – дешевым колечком…
13-14 июля, 2004, Пятигорск
СКРИПАЧ Посмотри, как стремительно пальцы скользят, как вздыхает струна и дрожит. Мы отправились в путь и нельзя нам назад – на ладонях – следы ворожбы.
Под глазами круги сотен тысяч теней, но смычок устремляется вверх, а в колодцах дворов крик, как будто во сне о спасенье кричит человек.
Совпадения, словно – патроны в рожке, невозможно в пылу сосчитать. С неба падают звезды, как падает снег, и так хочется – просто: летать.
Это – наша судьба, это – наши пути, это – наши с тобой витражи. Мы построить смогли абрис, адрес, мотив под названием: «Катится жизнь»…
19-20 мая 2003, Москва–Минск
ЗЕРКАЛЬЦЕ Лене Прозоровой Подыши на зеркальце – Пусть оно согреется. Я твое дыхание Заберу с собой. Бесы перебесятся. Беды перемелются. Только и останутся: Пыль, быль, боль.
Пахнет ветер осенью. Как из детства выскочил Куст рябины крашеный Красным поперек. И шагают сосенки По буграм, как выскочки, Помаленьку плавится Золотом восток.
Церковь неказистая Появилась из лесу. Кружится глазастое, Злое воронье. Дни такие быстрые – Только перелистывай, Но тепло за пазухой Зеркальце твое.
5-7 сентября 2004, поезд Орск-Москва
* * * Ты уходишь в осеннюю мглу – солнце вслед светит лучиком хрупким. За спиной, на умытом полу, островком возлежат незабудки. – Не забуду, – ты шепчешь и пьешь влагу, взвесь этой фразы прощальной. И нелепо так ниточку рвешь: – Не забу… Не проща… Не венчанье…
29 июля 2003
БАБЬЕ ЛЕТО Бабье лето будет в октябре – заплутает ветер в паутинках, и в часах замедлит вечный бег каждая вторая из песчинок. Зазвенит одежда тополей – в синеве зажжется желтой лампой. Под еловой изумрудной лапой солнце станет прятаться в траве.
Бабье лето будет в октябре. Отменить его никто не сможет. Кажется, становимся мудрей, может быть – немножечко моложе. Под ногами прошлое шуршит – нет обратно хода пароходу. И песчинка продолжает жить в ожиданье нашего ухода.
Бабье лето будет в октябре. До зимы останется пол шага. И стихи стекают на заре темно-красным прямо на бумагу…
Бабье лето будет в октябре.
6-7 октября 2003.
СНЕГИ ОНЕГИ Перевяжите меня Снегом Онеги белым, Облаком сентября, Волн бесконечным бегом.
Кровью карминовых брызг Сладость брусники в горле. Память стремится в высь, Память, она, как голубь.
Золото вниз скользит, Золото землю красит, Золота звон в зенит Перемещает праздник.
Листья летят в лицо, Ластятся, облетают. А на руке – кольцо Птичьей последней стаи.
Город горчит огнями, Давит на грудь умело. Перевяжите меня Снегом Онеги белым.
Перевяжите меня…
Ноябрь, 2004, Пятигорск
ПЕСЕНКА О ТОМ, КАК МЫ СИДЕЛИ НА НЕВСКОМ В «ИДЕАЛЬНОЙ ЧАШКЕ» С СЕРГЕЕМ ТАТАРИНОВЫМ И ТАНЕЙ СТЕПАНОВОЙ Дышит стылая вода – подо льдом скрипит теченьем, наказаньем и прощеньем, инеем на проводах.
В «Чашке» кофе – идеал, разговора тихий шорох. День сгорает, будто порох. В этот день и я попал.
Так летит Девятый вал – все куда-то уезжаю, и себя в себе теряю (кто-то фразу подсказал).
Связь скупая слов и снов, бесконечности константа вроде узенького банта чей-то шепот: Будь здоров!
Из-за старой занавески кто-то смотрит в наши чашки. Нам смешно, ведь это – Невский!
28-29 декабря 2002, Смоленск
* * * Египетская линия руки, и в полумраке груди так близки. А чувства бьются бабочкой в окне, и пульс трепещет тенью на стене. Горят слова кармином у щеки: египетская линия руки, и черный треугольный лоскуток, и захлебнулся крика наш восторг, и ночь темна. И в пламени свечи нет сил… Молчим…
28 июля 2003
ЭДЕМ Мы уедем в рассвет, и никто помешать нам не сможет. Мы уедем в Эдем, и останемся там навсегда. Разве может быть что-то на свете светлей и дороже, Чем – дорога туда?
Будет Яблочный Спас по садам перезрелым шататься, И осенний закат взрежет вены кленовым листом. Нам табачный дымок вдруг напомнит о цвете акаций За оконным крестом.
Мы оставим все то, что успели сложить и построить: Одиночества боль, неуют, и – боязнь перемен, Этот город и тот, нас с тобою теперь ровно двое, и нас тянет в Эдем…
Да, мы едем в Эдем…
14 июля 2003 Иваново, дома у Оли Раковой
ПРАВДИВАЯ ИСТОРИЯ, РАССКАЗАННАЯ СТАРШИМ МАТРОСОМ БАЛТИЙСКОГО ФЛОТА НАТАЛЬЕЙ КУЧЕР А женщина в клубе крутила кино. Светился экран. Кинопленка трещала. Когда это было? Возможно – давно. Сто жизней на старых бобинах вращались:
И снег выпадал на ладонь сентября, и метил малец из рогатки в окошко, и ласковой кошкой вползала заря, и капала кровью брусника в лукошко, блестела росинка-слеза на реснице, дремала дочурка на драном топчане, лимончиком спелым летела синица, казалось, что жизнь еще в самом начале… Шептались слова, чуть дрожала свеча, зима подползала ангиной к гортани…
Вращались бобины чуть выше плеча у киномеханика с именем Таня.
А женщина в клубе крутила кино…
август 2003, Липецк
ПОПЫТКА ЗИМНЕГО РОМАНСА В печи поленья сгорали споро, по стенам блики канкан плясали, и был по крыши заснежен город, мы в нем, как боги, рассвета ждали. Сплетались руки. Вздыхала полночь. Земля скрипела на ржавой шпильке. На стыках стукал далекий поезд, летел, окутан морозной пылью.
Повсюду были свои заботы, свои признанья и откровенья, и остановки, и повороты, и возвращенья…
Земли вращенье нас неотступно тянуло в утро, и поминутно в воронку мира из-за окошка вливалась мутность, и гасли блики, неслышно мимо скользили стрелки на циферблате, и лай собаки тьмой занавешен. Твой трепет пальцев мне сердце гладит сквозь века свежесть.
В печи поленья сгорали споро, по стенам блики канкан плясали, и был по крыши заснежен город, мы в нем, как боги, друг друга ждали.
10 февраля 2003, Дно, пристанционный буфет
ИЗ ДЕТСТВА Сергею Петрову Сжимается время в пружину – короче становится путь. Десяток шагов до вершины, и в детство уже не свернуть. И девочку ту, что любила, мне встретить нельзя и – обнять. И кажется юность бескрылой, и – поздно учиться летать.
Весенние, синие тени, рассвет тополиной поры. Приходит опять воскресение, и в парках взлетают шары. Ты их отпустила когда-то туда, в высоту, в высоту… И был я еще не женатым, любил я, возможно, не ту.
Во сне не могу наглядеться на все, что уже не вернуть. Но чувствую, – колется детство под сердце. И – катится грусть в весенние, синие тени, в рассвет тополиной поры, в забытое то воскресение, где ты отпускаешь шары.
21 марта 2003, Великие Луки, дома у Быстровых
КОЛЫБЕЛЬНАЯ ДЛЯ СЫНА Сыну Саше Смотри, Малыш, кругом – зима и снега – полные карманы, а далеко за океаном – тепло, и – солнце, и – туман. Там не бывает холодов, смеются солнечные блики, следы людей, следы подков, луны улыбка круглоликой.
Там, на волне – наш баркас, наша жизнь… Там, в тишине – наших душ голоса. Там, в высоте за звезду удержись хоть полчаса. Полчаса.
Скорей пойдем за горизонт! Ты станешь Небом, я – Землею. Из песен дом себе построим, в нем подождем счастливый сон. Он обязательно придет, в нем станем в салочки сражаться, нас стукнет ровно по пятнадцать, сосулек сладок будет лед
Там, на волне – наш баркас, наша жизнь… Там, в тишине – наших душ голоса. Там, в высоте за звезду удержись хоть полчаса. Полчаса.
10 июля 2003, Иваново, дома у Оли Раковой
ПОСЛЕДНЕЕ ТАНГО ЗИМЫ Олегу Щетникову Последнее белое танго зимы Февраль распластал по паркету земли. И кто-то всю жизнь до конца расписал: Вокзал. Полустанок и – снова вокзал.
И стай снегириных прощальный салют. А парни мимозы за глотки дерут. Танцует светило все выше – в зенит – Последнее танго зимы.
Коты на крышах орут блаженно. В душе клокочет сердечный бунт. И понимаешь несовершенство Вчерашних мыслей, любовных пут.
Прохожий подошвами чувствует лед, Как будтто винтами полет вертолет. Росток пробивает упругий асфальт. В метро напрягается деками альт.
Блестит мелочевка в скрипичном чехле, Как будто перо на вороньем крыле. А мимо проходит и снова звенит Последнее белое танго зимы.
26 февраля–2 марта 2006, Раменское
РАЗОРВИ ЛИСТОК… сыну Саше Разорви листок, письма не нужно. Что писать? Опять нехватка снега. Снова ноет слева. Снова месяц в луже Жаждет отыскать кусочек неба…
Что чернила тратить на слова резные? Не добавит новый год полкапли света. Пыжатся на улице дома чужие Черными глазницами седого эха.
Заплутал во времени, Заплутал в пространстве. Падают на темя мне Отголоски странствий. Песням руки связаны, Все пути заказаны, Руны порастеряны, Только ты, ты веришь мне.
Разнесет клочки по закоулкам ветер. У кофейни вынырнет твое признанье, Что прошло полжизни, что на этом свете Чаще к нам приходят расставанья…
Заплутал во времени, Заплутал в пространстве. Падают на темя мне Отголоски странствий. Песням руки связаны, Все пути заказаны, Руны порастеряны, Только ты, ты веришь мне.
30 декабря 2004, Пятигорск
ВЕСЕННЯЯ BOSSA-NOVA Альбом второй
ВЕСЕННЯЯ БОССА-НОВА Шляться. Шататься. Бежать. Не успеть. Лихо махнуть на прощанье вагону рукой. Слушать, как первые капли играют мне медь По тротуарам, по крышам играют любовь.
Плюнуть
на все, разорвать, разбросать по углам И «накатить», разрешенных минздравом, сто грамм, Чтобы сердечко стучало не вкривь и ни вкось.
Вместе со снегом растаять и с неба смотреть Как ты идешь мимо луж по веселой земле, Как ты поешь и смеешься, не в силах не петь, И, почему-то, все это так нравится мне.
Будут дожди куролесить на пике весны, Смоет хандру, и наступит пора перемен. И в полнолунье не будет на небе луны. Будет любовь в облаках вместо крыши и стен.
20 марта 2006, Раменское
ПОСЛЕДНИЙ ОСЕННИЙ КОФЕ В ПЯТИГОРСКЕ Запах кофейных зерен Густ и смолисто черен, Он перемешан с тихим Шелестом октября. Спутаны дни недели, Видно, мы проглядели В мякоти неба рыхлой Снега первый заряд.
И сверху сыпятся волшебные шары, И под колесами машин бормочет слякоть, И начинают неожиданно все плакать: Дома и улицы, проспекты и дворы.
Спят до весны фонтаны. Ветер шуршит в каштанах. Кажется слишком странным Этот безумный флирт. Сердце стоит на месте: Все же – больные вести Носятся в телеграммах: «Умер осенний мир!».
Чернила черные, бумаги не найти, Чеканят чертики червонные монеты. И кофе кончился, И трудно быть поэтом, И только листья дышат золотом в горсти.
ПРОВИНЦИЯ I Скупая моя провинция На счастье, на похвалу. Хотелось бы мне к провидице, Да гонит коньяк к столу.
Язык, все что было, выболтал, И все, что внутри скрывал. И пальцев костяшки выломал. Не жизнь, а – сплошной вокзал.
И ночь, раздраконив голову, Взяла в оборот опять. Сижу над бумагой вороном, Пытаюсь себя унять.
И бьются слова, и маются, И больно дышать уже. Чаинки в чашку из чайника, Бумаге слова – неглиже…
II Голубь – птица провинции. Крылья – вязальными спицами Ерзают перед глазами Словом нелепым: «Замять».
Замять. Замять. Заныкать Память. Глаза навыкате Красным хмельным дурманом… В поле буран. Бурьяном
Мне прихватило душу. Трушу. Боюсь в подушку. Неба не чую более, Только гнилое поле!
Кажется, на просторе Голуби в синем море…
Только вот слева – горе: Провинция – лепрозорий…
Март, 2006, Раменское
УРБАНИСТИЧЕСКИЙ МАРШ Город. Улица. Дом. В нем Подъезд и лестничный марш. На стенке: «Лена плюс Саша – Равняется жизни вдвоем». Спички на потолке – Черные пятна слез Цифры на левой руке – Один, девять, шесть, вопрос…
Дверь. Квартира. Кровать. В ней Любовь, беспечность и лень, Твои золотые колени, Розовых губ плен. Лампа. На старом столе Черновиков гора. Мамин потертый плед, Китайская мишура.
Утро. Кухня. Плита. На ней Гренки в сковороде. В этот один из дней Входим мы без одежд. Кофе стыдливо вздохнет Пенкой: «Шарман, шарман»… Ах, как же тонок лед В слове книжном «Роман».
Жаль, что улица мне не Может принадлежать… Мои: гвоздика в окне, Тапочки, стул и кровать, Лампа, плита и пир, Стол и черновики, Наших любовей мир, Алость твоей щеки…
11-14 июня, 2005 Санкт-Петербург, Москва
ПРАЗДНИЧНАЯ ЖЕНЩИНА ИЛИ ВИДЕНИЕ ЗА НЕСКОЛЬКО СЕКУНД ДО ПРОБУЖДЕНИЯ В дом приходишь с холода – здесь тепло обещано. Скатерть накрахмалена, самовар пыхтит, И вареньем потчует праздничная женщина, Чай в пузатых чашечках. Кот на кресле спит.
Время тикает размеренно капелью за окном. Скоротаем эту ночь с тобой вдвоем.
Между стекол светится спелая антоновка. Голубика-ягода в праздничных глазах. С губ летит малиновый шепот перезвонами, А в душе колотится фугой вечный Бах.
Только время так назойливо, как самый страшный враг. Получается, что в жизни все не то и все не так.
Утро напомажено. Зерна кофе мелются. Праздничная женщина, где ваш пеньюар? На подносе маленьком масло, сыр, конфетница… Вы не шоколадница, я – не Лиотар.
Нашей ночи не найти ни завершенья, ни утра. … Странный сон свечой стекает. Звон будильника. Пора…
ПЕСНИ ИЗ ПЬЕСЫ «АНАТОМИЯ ЛЮБВИ» Пьеса благополучно написана и уничтожена автором I Так нить любви тонка! Хрупки ее объятья. И как река рука прозрачна и легка. И боль любви светла, и так воздушно платье осенних облаков. Плывут издалека ко мне твои стихи, ко мне твои желанья, и в россыпях камней – слезинка серебра. И ни к чему печаль, и горечь оправданья. Снег первый на плечах, но – уходить пора.
Прости мою любовь, прости мою разлуку, без света маяков не одолеть морей. Мы слишком далеки, и так близки друг другу… Ты плакать обо мне, пожалуйста, не смей.
17-22 ноября 2002
II Слышишь, дружок, это осень скребется под сердцем? Шепчет мигренью в висках, о разлуке талдычит.
Кончилось лето. Куда нам от этого деться? Кончилось лето и холодно до неприличья.
На фортепьяно играет Надежда кантату. Музыка мокнет и – падают ноты с пюпитра. Падают словно, сорвавшиеся акробаты, не успевают прочесть перед смертью молитву.
Больше грозы не предвидится в этом сезоне. Снег возвращается в улицы, парки и скверы. Что-то нас из дому так настоятельно гонит? Может – привычка? А, может быть, поиски веры?
Пальцы по клавишам черным и белым шагают – так восхитительна музыка нашего века.
Только Надежда о музыке века все знает, только Надежда ступает по первому снегу.
октябрь 2002
КАТЫНЬ I Закат был чист. Сулил хороший день Назавтра. Тенькала пичуга. И лес был сух. Из ближних деревень Дымком тянуло, Молоком и салом с луком.
Затем умолкло всё. Угомонилось. А в ельниках Меж хвоей и стволами Летело «пшеканье» И нервно билось: Панове… Пан, – Как воздух под крылами.
Конвойные курили молча «Флору», И мужки копали молча ров. Готовились поляки к приговору В среде стволов.
А бабы зажимали деткам уши, По ближним деревням Казалось – спят. Но каждый выстрел Тот ребенок слушал И исподволь готовил сам себя К тому же…
К утру умолкло всё. Угомонилось. Усталые мужчины от лопат Щепой отваливали глину. Курили молча: Пусть детишки спят.
II Старый сосновый бор – Ржавый песок и солнце. Кажется, разговор Попросту не начнется. Знать, не пришло словам Время – лететь на волю. Кружится голова – Переизбыток боли.
По золотым стволам Капли смолы стекают: Странные зеркала Присланы нам из рая. Панцирь бетонных плит. Зерна гранита спелы. Только внутри стучит Кровью часовою стрелкой.
Ржавые имена, Звания, ранги. Дата Только для всех одна Выставлена заплатой. Сколько с тех пор страна Шкурок сменить успела? Скольких послала на?!.. Кровь – временная стрелка…
1993, Смоленск, 18-20 июля 2006, Катынь – Раменское
ИСХОД Канадскому художнику русского поисхождения Роману Ханкову I Эпохи нутро беспардонно разъято. Разбито! Раздолбано ветром весенним! Оборваны числа, украдены даты, И падает ветер на плечи растений. На головы сыплется снежная горечь, Печальные дни и разбуженный гогот Лобастых грачей – ошалевшие стаи, И писем последних кочующий холод. А солнечный диск выползать не желает… В туманах рассветов упрятаны души. Разъята Эпоха – она умирает, В угаре сгорает и горькую глушит. Печаль заливает тоску и молитву, К убитому Богу все тянут ладони. Так тянутся ноты к пустому пюпитру – Им падать в рассвет совершенно небольно. И книг непрочитанных пыльная горка Останется здесь, в этом грустном столетье. Фломастером красным зима перечеркнута. Кораблик бумажный наивен и светел. Мы, все разбазарив, предались злословью, И мир коктебельский нам просто не нужен. Мы парус Волошина спрятали в нужник, Распяли Поэта, как Бога – с любовью! Кораблик из «Правды» качается ветром. Зеленые листья пока что не в моде. Разбитые губы Эпохи раздетой К портрету Поэта, конечно, подходят.
И чешутся памяти пыльные пятна В затылке, за ухом у старого деда, Который то стонет, То шепчет невнятно Стихи умерщвленного пулей Поэта. Крадется по капле расплата к рассвету…
1994, Смоленск
II Словно перелетные птицы, Поезда стремятся на юг. Севастополь, Нант или Ницца – Разомкнулся замкнутый круг. Перестук колес раздирает Память на куски. Но с утра Уезжаю я, уезжаю Навсегда. Пора, брат, пора.
Едет из России Россия, Плачет паровозный гудок. Сердце опаленное стынет… Покидает Родину Бог…
Покидает Бог эти реки, Церкви деревянный порог. Покидает дом, словно рекрут, – За спиной сухой шепоток. Бабы голосить будут снова, В пьяной, полусытой стране, Где затрется русское слово, Русский затеряется смех.
Ровно отбубнили колеса. На причале – тысячи лиц. И неразрешимость вопроса: – Сколько перелетных нас, птиц?
Едет из России Россия, Плачет пароходный гудок. Сердце опаленное стынет… Покидает Родину Бог…
Август 2005, Пятигорск
В ГОСТЯХ У ПУШКИНА ФОТОГРАФИЯ В МИХАЙЛОВСКОМ Оле Гряда беспечных облаков, и остановлено мгновенье. На фотоснимке – ты и я. И день уходит в горизонт. И вытекают из ручья: строка, строфа, стихотворенье, И корабельных сосен скрип, и после дождичка – озон.
И эта белая скамья И эта веточка сирени. Аллеи сумеречный свет. Печаль над вечностью реки. На фотоснимке – ты и я. И в небо тянутся ступени. И отражения в пруду – огней осенних маяки.
День растает, и выпадет снег, и февраль разразится метелью. И свеча на продрогшем окне, снегирей красногрудые тени. Боль алеет на белом листе посреди бесконечного пира. Мы вдвоем – на небесном холсте, в центре крохотной нашей квартиры.
Июнь-август 1999
ПОДКИДНОЙ С НЯНЕЙ – Смотри, какая ночь! Луну заносит снегом! Все сироты-сады прозрачны и пусты. И ходики молчат, устало время бегать. Лампадки огонек. На холм взошли кресты.
Больная сторона. Провинция. Россия. «Убогих», нас нельзя ничем перешибить. Откуда, не понять, опять берутся силы Страдать и воскресать, чтоб снова – битым быть!
Ах, нянюшка моя, седин не сосчитаешь. Ушибов не поймешь и ссадин, что саднят. Аринушка, душа, бокалы опростаешь И снова ждешь – когда нагрянет листопад.
Последние деньки зима играет в бубны. Последняя метель взялась озорничать. Что козыри у нас? Да-да, конечно, бубны. Пора с игрою этой бессмысленной кончать.
Поставь-ка лучше чай. Пусть самовар займется. И свечи притуши. И булочек подай. И… расскажи про жизнь, что узкой тропкой вьетя. А впрочем… К черту чай! По рюмке наливай!
Мы выпьем за нее – за матушку Россию, За утлые челны, за грошевой уют, За песни, что поют усталые мессии. За что еще у нас?.. ЗА БОЛЬ В РОССИИ ПЬЮТ!
2001
СТАНЦИОННЫЙ СМОТРИТЕЛЬ «Что такое станционный смотритель? Сущий мученик четырнадцатого класса, огражденный чином своим токмо от побоев, и то не всегда». «Ах Дуня-Дуня! Что за девка-то была!» А.С. Пушкин «Станционный смотритель» Метет, метет пурга над станцией моей. Окрест – ни огонька, ни скрипа и ни крика. Закуска на столе, да в рюмочке портвейн. Свечи огарок сник. Тошнотно и безлико.
Скупая штука – жизнь: то праздник, то печаль, И больше ничего, лишь ругань постояльцев. Холодная зима, и в доме по ночам Иголочка блестит под свечкою на пяльцах.
И спасть мне не дает копыт усталых стук. Брожу по тишине – по омуту лачуги. Я начал забывать, что есть на свете звук, Что есть на свете свет. Остались только муки.
Да, сударь, я все пью, иначе мне нельзя. Зима живет в дому не первое столетье. А сани по судьбе скользят, скользят, скользят; Под левое крыло заносит снеги ветер.
1996
НОЧНЫЕ ВИДЕНИЯ В МИХАЙЛОВСКОМ Мы гуляли по аллее – Лил нектар медовый Спас.
Листья лип секунды пели, И сирени запах сирый Стыл над Соротью-рекой. Воробьи швырялись пылью, Будто нотною строкой.
Мы бродили по разлуке, Но встречались в темноте Наши губы, наши руки, Жгло слиянье наших тел. Звезды звякали по крыше. Рыбы плавали в пруду. Ты смеялась: «Слышу-слышу Всю ночную чехарду!»
И в открытое оконце В дом входили небеса, И рассвет – росой, и – солнце, И – пастушьи голоса. Мир сжимался до предела, Мир дрожал у наших ног. И трава и солнце пели, Вместе с ними пел сверчок.
Мы смеялись. Мир вращался, И аллея, и река. Превращался Ангел счастья В золотого мотылька…
Июль-август 2005, Пятигорск
ПОСЛЕ ДУЭЛИ (Никита Козлов) Понимаю, барин, больно, И намерзлись вы довольно. Я уже за лекарем послал. Ах, французик ранен тоже? Лучше б был убит, чтоб рожи Больше здесь его я не видал.
Отнесу тебя в постелю И воды согреть успею… В кухне бесконечный раскардаш. Нынче стыло и морозно – Заметает след полозьев Вьюги самый белый карандаш.
Пригасить прикажешь свечи? Ну?.. тебе немного легче? Вот уже и доктор у двери. Я ему полью на руки. Недалече до разлуки?! Батюшка, да что ты говоришь?!
Потерпи, достанут пулю. Снег растает и станцуем. Хочешь, поругайся на меня… Говоришь, нести морошку? Как же, доктор? Значит, можно.
Ты окрепнешь, барин, милый. Ягода имеет силу!.. Помоги, господь, помилуй, Дай ему пожить хотя б два дня.
2006, Смоленск, Раменское
ЛЕТО Иголки берез протыкают рассветы – Пытается землю пришить к высоте Стежками листвы расшалившийся ветер, Наивный в своей ветряной простоте.
Он, может быть, глуп и немного безумен В желании куртку сорвать с рыбака. И легкой волной на воде он танцует «Тройные тулупы» вокруг поплавка.
Это лето на рассвете Обжигает холодком. За околицей – конверты Спелых белых облаков.
Блестит янтарем бесшабашное солнце. Отпел соловей свой полуночный джаз, Но осень уже желтым кленом крадется И щурит лукаво прохладный совй глаз.
Как хочется лето допить без лукавства! (Успеем еще надышаться зимой.) Охота согреться и нацеловаться С губами цветов и, конечно, с тобой.
2006
ТУМАН Трудно дышать туманом. Тяжко любить в разлуке. Памятью окаянной Чувствую твои руки. Голос чужой настырно Шепчет: «Я возле дома». Здесь все довольно мирно, Здесь все давно знакомо: Лавочки и старушки, Пьяненькие Хлопуши, Девушки-потаскушки – Скученно все и скучно.
Больно глядеть на солнце Даже в очках чернильных. Рыжие «Леприконсы» В песнях своих ванильны. Дети цвета индиго Рушат с презерньем храмы: Новое витилиго – Пятна на сердце, драма. Город? Обычный город. В нем Бегемот и Воланд. Лезвием Мастер вспорот От живота – по ворот.
И не летают люди, Птиц в небесах хватает. Липкий туман, он будет Таять помалу… Таять…
2005, Пятигорск
* * * Начало жизни прожить успели мы в этом доме. В нем – запах кофе, и запах свечек, и привкус соли. Здесь память лета, весны начальной и даже – осень. Будильник – в восемь, в пакете – шишки машукских сосен.
И ноты джаза впитались в стены, как в губку воды. Твои ладони. Твои колени. Твои восходы. Пылали губы. В губах дрожали, шептались пальцы. Мы вышивали начало жизни на наших пяльцах.
И сниться долго с постелью белой дом этот будет. Свечей смятенье. Времен сплетенье. Свершенье судеб.
1 ноября 2003
ТАМ… ВЫСОКО У тебя на ладони рассвет, Облаков розоватые вспышки, Черепичные красные крыши И плацкартный, в столицу, билет. У тебя на ладони – закат, Окропленный слезами сирени. В волосах заплутал листопад, А в словах – звук кавказской свирели.
У меня на ладони – роса, Пересыпана пеплом печали, Да на сердце лежит полоса – Красный штемпель дорожный впечатан. На ладони моей акварель, И апрель серебристой поземкой Разметает последние зерна Снеговые, и прячет их в тень.
Там – высоко – Вместе легко От облаков – к облакам! Нежную синь Ты не отринь, Нам оставаться навеки там!
19-25 мая, 2005, Пятигорск, Смоленск
АКАЦИИ У тебя акации в цвету – запахи дурманят и тревожат. Я во сне летаю и расту, хоть расти теперь довольно сложно.
Ночь тиха. Не теплится свеча – все увязло в растреклятой саже. Локон твой у моего плеча снится. И опять обескуражен – взгляд ловлю, шепчу: – Твоя рука моего касается виска…
Просыпаюсь. Пятого начало. Тьма твое дыхание качала только что. Я чувствовал, я звал.
Тает за окном чужой вокзал, часовой у будки на мосту.
Светел дом. Акации в цвету.
3 часа 50 минут 29 мая 2003, Великие Луки, дома у Быстровых
* * * Е.П. По белой ночи – кораблик белый. Над черной строчкой Невы ты – мелом Рисуешь чаек, сирень и солнце, И отблеск в круглых очках японца.
На мутном небе – луны свеченье. Оно похоже на обольщенье. Здесь слаще сахар в ночах белесых. И есть ответы на все вопросы.
А город пахнет нагретой влагой, Его вдыхаем и пьем, как брагу. Не размыкаем сердец и взглядов, Шагаем вместе, витаем рядом…
14 июня 2005, Москва
БЕЛАЯ БОССА-НОВА Мише Кукулевичу Над Биржей – белая ночь, И чаек – черный салют, И облаков серых клочья Дома, как птицы, клюют. И тянут в небо мосты Ладони каменных рук. А нам с тобою, мой друг, Холодный ветер постыл.
Мы греем души коньяком. Вдыхаем питерскую взвесь. А город, как седой старпом На вахте. Здесь Закрой глаза. Пойми волну. Услышь дыханье берегов. Поймай руками тишину Из разноцветных снов.
Подтянет первый колок И босанову начнет Играть на скрипочке Бог, На Моховой он живет. И будет плыть до утра Мотива липкий дымок… Потом взойдет на корабль, Чтоб дать прощальный гудок.
Давно закончился коньяк. Мосты надежно сведены. Стою в парадном, как дурак, В кармане ключ весны. Открыть? Остаться навсегда – И стать твоей туманностью. Старпом прошепчет: «Да-да-да, Я вам о том пою…»
Май 2006, Раменское
СЕНТЯБРЬ. ОРСК Виктору Семдянову В этой тихой мастерсокй – запах кофе, Притаился на холсте женский профиль. Ворошит листву и гнет рамы ветер, И неслышно пьет росу на рассвете.
В этй тихой мастерской краски в тубах, Есть гитара, есть кальян, даже бубен. На станке – суров портрет дядьки Савла. Рядом ключик на гвозде – во и славно.
Вот и славно – кисть скользит по палитре, Словно катится мотив по пюпитру. Оживает нужный цвет в нужном месте: Небу – облако, как платье – невесте.
День закончит бег, присядет устало. Краски скроют полотно плотной стаей. Язычок замка захлопнется хищно В этой тихой мастерской нестоличной.
Курит трубочку, молчит сам хозяин С голубыми, как у моря, глазами… Курит трубочку, молчит сам хозяин. Он-то знает цену жизни, он знает…
Сентябрь 2006
ЛИНИЯ, ИЛИ ПОСВЯЩЕНИЕ ОБРИ БЕРДСЛЕЮ Линия, как ниточка: черная – по белому, Как тропинка узкая, вьется по судьбе. Ах, перо художника, что же ты наделало? Вырезало, выткало жизни краткий бег.
Вроде хрупкой лилии – ты смеешься, линия. Оборвешься, спрячешься, чтоб сочиться вновь. Создавать вращения, становиться пыльною, Даже Мессалиною – той, что хмурит бровь.
Превратишься в пятнышко. Обренешься облаком. Спутаешься, свяжешься с фиговым листом. Вырсатешь на дереве черно-белым яблоком Иль волной игривою за стальным бортом.
Но перо без устали продолжает поиски. Скромно дремлет истина там, где льют вино. Пусть не беспокоятся сальности и вольности, Спит художник, спит давно непробудным сном…
Май 2006, Раменское
ПЕСЕНКА МАТРОСА БУМАЖНОГО КОРАБЛЯ Александру Иванову Расплескалась в небе солнечная буря – Мир устал от белых мух и белых ветром. Пять линеек предлагают обустроить партитуру, По булыжной мостовой скрипит карета.
Нам играют то отбои, то нежданные побудки. Кто на рею устремляется, кто в кубрике пьет водку. Мой приятель поджигает вместо трубки самокрутку, Старый боцман собирает кубик-рубик «под селедку».
Так идем – зюйд-вест, и скоро наша гавань: Берег томный, как кабацкая красотка. На запястье три усталых синих краба – буду гадом, Если стану маркитантской юркой лодкой.
В трюме течь, и небо полосуют три ракеты: SOS! Ко дну идет кораблик… из газеты.
* * * И все-таки один Среди своих картин, В среде своих щабот И песен.
Пусть мирно дышит дом, Пусть слышен чей-то сон. Мне лестничный пролет Нетесен.
Изломано крыло – Ведь что-то вдруг ушло В прошедий Новый год… Невесело…
2006
* * * Бродить по улицам ночным И слушать шепот снегопада, И вспоминать табачный дым, И фразу глупую: «Не надо…»
Под одиноким фонарем Понять пришедшую бездомность И ощутить дверной проем, Замков, запоров неуемность, Напиться вдоволь коньяку Не завтра! Только лишь сегодня! И снова вычеркнуть строку Наутро. И упасть в исподнем Под этим адским фонарем, под этим жутким снегопадом.
И в одиночестве своем Услышать липкое: «Не надо…»
28 декабря 2005
КОРОТКАЯ ОСТАНОВКА Альбом третий
КОРОТКАЯ ОСТАНОВКА Я приехал в полночь – просидели до утра, Будто бы не виделись полвека. Пели. Говорили. Выпивали за утраты, Разбавляли боль смехом.
Дождь лизал оконное стекло – просился в дом. Не впустили. Он ушел до завтра. В полдень я уеду. Буду в городе другом Кофе пить и есть завтрак.
12 мая 2004, Черноголовка, дома у Охулковых
СМОЛЕНСК–2004 Позвони мне в далекую осень. Я ослеп от холодных дождей. Здесь, в России, дороги заносит Листопад бесконечных смертей. Я теряю людей и глаголы, Имена забываю и сны, И разлуку, начало которой Пролегло от начала весны.
Позвони, я сижу в заточенье Среди этих бескрайних холмов. Здесь – под небом тоскливо-вечерним – Ощущаю твой трепетный зов. Липкой лапой туман обвивает Шею, словно петлей. На крови Листопада старуха гадает И твердит: «Позвони… Позвони…»
Телефон молчит – Не пробить рассвет. Черный кот урчит: «Абонента нет…»
Я пытался бежать без оглядки. Но куда от себя убежишь? На вокзале написано: «Вятка», на другом – по-нерусски: «Париж». Ну какие мне к черту Парижи, Вятки, Томски, Смоленски, Орлы? Под ногами – дырявые крыши, верстовые, в полоску, столбы…
9-11 августа 2004, Пятигорск
АНАПА 2004 Кончился сезон тополей – Разметался пух по дворам: где-то спит, прибитый к земле, где-то – между стекол и рам.
Тянется на юг караван – Поезда зеленая нить, Из далеких северных стран – Вина краснодарские пить.
Голое, в кармине плечо, Ноги – аж от самых ушей; Пяткам на песке горячо, А в воде – полно голышей.
Здесь роман – всего двадцать дней. Далее – дорога домой. Солнцу отдавайся и ей, Ты – ему. Греши, что с того?
Окунись в волну, и вино На губах почувствуй, не плен, А свободу без всяких «но» – Ветреную жизнь перемен.
Выброси билет за корму. «Утони». «Расплавься». «Сгори». Без сердечных болей и смут Не войдут в любовь корабли.
17 июня 2004, Пятигорск
ПАРИЖ-2004 Л.П. Что-то хочется снова в Париж – Голубей погонять на Монмартре, Углядеть, как сорвавшийся стриж Полосует небесные карты.
Посидеть возле грязной реки, Покурить, выпить чашечку кофе И столкнуться вдруг с Яшею Йоффе В узкой улочке, там где стихи
Проплывают дымком неприметным, И звучит хриплый аккордеон. Где из урны кусочек газеты Призывает: «Пора в Авиньон!»
Ах, как хочется снова в Париж – Под его безразмерные крылья! Мы с тобою когда-то там жили… В прошлой жизни. Среди красных крыш
Мы считали звезду за звездой, Безразмерным казалось нам небо!
Жаль, в Париже ни разу я не был, Но так хочется, только с тобой…
9 июля 2004, Пятигорск
* * * Тане и Саше Потагиным Боженька солнышко к небу прибил, Землю украсил сосновыми снами, Мелом березовым лес расчертил, И колокольчик оставил на память.
Память, звени до последней зари! Звук пусть летит к окоему, в тот край, Где под листвой белый спрятался гриб, Где растворяется в небе Валдай.
август 2004, Валдай
ПИСЬМО ИЗ КАРЕЛИИ Е. П. Черное зеркало озера. Ватное небо осени. Бусы брусники брошены – Надо бы их собрать. Скатерть земли наполнена Клюквенными всполохами. Да над Онегой – полымя, Листьев – не сосчитать.
Прячутся дни под скалами, Словно девчонки малые В прятки играют – шалые: Кто начинает кон? Но вытекает день ручьем – Утро стоит за моим плечом. Ладит рыбак усталый челн. Слышен уключин стон.
Снега горошины ранние Схожие с оправданием. Или – с тропою тайною, Что приведет к весне? Бусы брусники сладкие Кажутся мне загадкою. На акварель в тетрадке мне Сыплет и сыплет снег.
сентябрь 2004, Костомушка-Москва-Черноголовка
* * * Совместно с Александром Ивановым Два весла – как два крыла, И лодка на воде, И осень в бороде. Небыстрая река У берега мелка, Со дна блестит песчинкой.
Плеск, плёс… Падает в траву последний лист, Ветер на закате неречист, Гармошечки басы,
Как
старые часы,
Кнут пастушки утром крут, А всё ж мальчишка-плут Снимает пенки с губ, Не тронутых пока. Мутнее молока Туман висит над миром.
Мёд,
воск… Вот игра до самого утра – Шагаешь, свечку жжёшь, Загадываешь ложь,
А всё уже
без нас
Лёд
остудит жаркий лоб, Метели заметут До будущей весны. Мечтать и видеть сны, Где вёсла – Словно крылья.
Блеск звёзд…
Сладко
засыпает гармонист, А старые часы, Как старые басы, Хрипят, скрипят, гудят, Не тают…
Два весла – как два крыла, И лодка на воде, И осень…
2005
* * * SMS-сообщение: Магазин, погост и лошадь – все живут в одном пространстве, пережевывают время и витают над землей… Е. Прозорова Лошадь, жующая время, Так безропотна и безразлична К проезжающим мимо И к облакам в небесах; К пьяному деду-соседу, Другу хозяина старому, И к магазину, в который Свежий товар завезли.
Что ей до тряпок и ниток И до бутылки портвейна? Хочется хлеба краюху, Сахара сладкий кусок…
Пусть облака проплывают Над деревенским погостом, Тихим, в сиреневых гроздьях; Солнце не светит и – светит, Месяц – то в небе, то – в дымке, Лошади главное – время, То, что возможно жевать…
27 мая, 2005, Смоленск
ПРОВИЗОР Поседевший провизор над склянками с ядом сидит, Составляет лекарства от боли, от слез, от утрат. Сквозь кружочки очков голубика в морщинках блестит. Как сморчок в старой шапке, провизор не спит до утра.
Формирует порядок невстреч и свиданий людей. И пора приносить сквознякам на порог вьюговей, А потом оживлять реку, озеро или родник.
Жаль, нельзя оживить ни друзей, ни тем паче врагов. Только новых найти… Но опять же, к чему суета? Не поможет десяток прибитых над дверью подков, Долговые расписки просрочены… Это ль беда?
Всё сливается. Кружится в вальсе прощальный рассвет, Но никто не накроет стола, не постелет постель. Не заметит никто, что уже третью тысячу лет Одинокий провизор слезинки роняет в метель…
7-10 июня, 2005, Великие Луки
* * * Прилетала покормиться в дом ворона, Я ей крошки со стола сгребал в ладошку. Улыбалась мама радостно. И звонко Клацал черный клюв по этим самым крошкам.
Мир делился на тепло и странный холод. Голубей гонял двоюродный братишка. Город наш – заштатный, тихий город, О котором не напишут даже в книжках.
В нем снег бел, как мел, В нем год – стуку сердца равен. В нем я был пострел, Поступать старался против правил.
Деревянные ступени так скрипели, Этот звук спинным сегодня помню мозгом. И под тополем устроены качели, Но на них качаться нынче просто поздно.
Стук костяшек доминошников-соседей. Папка с дедом выпивают четвертушку. Я из детства до сих пор во взрослость еду. И немножечко, сказать по чести, трушу.
Там снег бел, как мел, Там год стуку сердца равен. Там я был пострел, Но сегодня сединой приправлен…
2005
* * * Часы отсчитывают путь – Секунды падают на плечи. Приходит утро, только вечер В который раз не даст уснуть.
В ночных домах застынет грусть, Под потолком погаснут лампы – Театр: партер, галерка, рампа – Немного должен отдохнуть.
Но только тикают часы – Туманы стелются в низинах, Чтоб зимней ночью беспричинно Не дать уснуть мне до весны…
Ноябрь 2006, Раменское
ДАЧА На даче осень поприсыпала Листву молоденьким снежком, В болотах затихют выстрелы И тянет горьким костерком
На даче. Небо режут крыльями Тугими пары лебедей, И бродит холод меж осинами, Как одиночества людей.
На даче самовара зеркало Урчит, лопочет и зовет, И в печи угли фейерверками, А в жизни – дел невпроворот. Играют угли, шепчут, плавятся, Пыхтят и жаром обдают. Березы сбрасывают платьица, А люди тянутся в уют.
И зябкость в мире проявляется, Но утро пахнет молоком На даче. Осень примеряется К листве молоденьким снежком.
Октябрь-ноябрь 2006, Михайловское, Раменское
* * * Играем шариком цветным в пинг-понг. И где та суть, и где та пыль дорог?
И снег стекает в рукава реки. И, как иглой, пронзают две строки.
Но шарик мечется – вперед-назад, И боль не лечится. И что сказать?
Когда все кончилось и пройден путь, Ты, как ни мучайся, нельзя уснуть.
Звенит ракетка – так звенит струна. И посылаем снова шарик на
Тот край стола, где снова ждет удар. Вот так и мечется земной наш шар…
13-14 августа, 2006.
СЛУЧАЙНЫЕ ОТРАЖЕНИЯ Альбом четвертый
* * * Прочесть бы то, что написала Ты в дома запахом сандала. Увидеть то, что усмотрели Твои глаза в зеркальном теле Твоих случайных отражений, Согласий или – возражений; Услышать, ЧТО в ночи шептала, И звук летел над покрывалом В холодный блеск далеких звезд, Где стыл единственный вопрос: Когда глаза столкнутся снова С привычным взглядом? Право слово, Все это выдумки и бред, Ночных видений липкий свет, Нежданный вызов телефона И не отправленная в лоно Почтовых ящиков строка: «Прочесть бы то, что написала Твоя рука… И след сандалий разгадать…»
Май 2003, Ставрополь, дома у Меркуловых
ОБРАЩЕНИЕ К РОМАНСУ Опять вам приснился Париж – Горючее солнце заката Блуждает, как старая мышь, По крышам, по трубам, фасадам.
Сиреневый сладкий Монмартр, Где пять лепестков – признак счастья. И звуки двух старых гитар, Их голос надтреснут отчасти.
Вдогонку за тенью Моне Вам хочется броситься с криком: – Постойте, мон шер! – А в окне Хрустальая ваза с гвоздикой.
Зеленые шапки домов Стоят в карауле. Летишь На облаке. Рой мотыльков, Который опутал Париж.
22-23 марта 2005, Сафоново, Москва
* * * Анне Яшунской Блюдечко пруда на острове Каменном – Прямо возле красного дома Аннушки. Мы живем бестолково, неловко, неправильно, То – блинов напечем, то – желаем оладушек.
Ветка хрустнет не вдруг – пистолетной осечкой, Остановишься, глянешь на церковь неброскую. Сордце вздрогнет. Замрет. Это – Черная речка Протекает по венам усталого острова.
Пьяных сумерек запахи липкие, пряные, Бескозырки, бушлаты, в никуда – ниоткуда На снегу на белом следы лягут санные, А покуда листва – в ожидании чуда.
Пребываем в надежде, что лушее сбудется: Промахнется фигляр – и беды не случится.
Ты болтаешь о лете, а рядом – сутулюсь я. В блюдце синее клювом стучится синица.
2002, Санкт-Петербург, Москва
* * * Осыпались тюльпаны на нашем островке, и лепестки поплыли по времени-реке. Сквозняк гуляет в доме, листает на столе страницы – старый томик, на кресле – рыжий плед. Подсвечники пустые – расплавлено вчера, и солнце греет спины с утра больным дворам. Французская мелодия: «Ne me quitte pas», и в венах кофе бродит, а в воздухе: Пока…
Подсвечники, тюльпаны, чуть слышен говорок, и губы «окаянны», и вечен островок…
14 мая 2003, Пятигорск, дома у Лены Прозоровой
* * * Маме Что-то сердце бьется неспокойно… Снилась бесконечная зима, Голуби на красной колокольне И война – воюют свет и тьма. В горле снег не тает, вымерзают Все слова и все мои грехи… Я хочу стихи тебе оставить. Ты сумеешь… ты их береги.
Сколько раз пытался взять бумагу?!
Сколько раз пытался написать: Моему потрепанному флагу Больно, безнадежно… Но опять Я срывался, падал и по ветру В далье летел, не в силах тормозить. Чувства, как потертую монету, Я тебе стеснялся предъявить.
Что-то сердце бьется неспокойно – Как ты там?.. Я долго не звонил. Может, написать о том, как больно Я живу? Но вновь не хватит сил Взять листок о почерком корявым Душу на бумаге изложить: «Здравствуй». Многоточье. «Мама. МАМА… пережди разлуку. Надо жить!»
Январь 2003
* * * Достаю из мусорной корзины Сгусток чувств, видения, печаль, И чернила, что ультрамарином Застолбили странную печать Песни ненаписанной, неброски, Мерное дивжение часов, И рассказа обгоревший остов, Смех и грех, и первое число… Вот опять случился день рожденья, Что за наважденье?! Что за бред?! И звучит мелодия качелей: Скрип да скрип. Счастливенький билет. На зубах похрустывают цифры – Хочется счастливым быть всегда. Музыка застыла, да и рифмы Нужно догонять почти всегда… На бумажке буковки застряли Так неровно, рвано, тяжело. И спина изогнута печалью, Накатило, закружило, налетело, понесло: Кровь из-под ногтей течет на буквы, Слева зажимает, как в тиски, Все листы глаголами набухли, Как водой в апреле ручейки. Катится нутро по синим клеткам, Чёркаю до боли, но – пишу. И не жду учительской отметки, И дышу-дышу-дышу-дышу!
* * * Прокутили. Пропили. Проели. Сотню лет. Нам в России – плевать, Пусть от крови поля пропотеют, Бабы будут, как прежде, рожать.
Перетянута грудь аксельбантом, Звезды красные, рядом – кресты… Только снег бесконечным десантом Засыпает в горах блокпосты. Бьется память в висках дикой птицей: «От Парижа до самых Курил Скольким русским в могилах не спится? Скольких Ангел крылом не прикрыл?»
А когда призовут нас к ответу, Что мы сможем сказать ТАМ Ему? Мол, России сто лет уже нету, Мол, не наша вина… – Почему? Как же прошлое? – спросит Всевышний, – Неужели его больше нет? Совесть русских хоронят в Париже, Память, честь – до сих пор в Колыме…
5-6 марта 2003
* * * Все было сладко, горячо В ночи хрущёвки. И солнца позднего «еще» Втекало в щелку. Гитарный тихий перебор За стенкой тонкой. Авто какого-то мотор… Всего-то? Только… Сплетенье мыслей и сердце Потусторонне. Творит творение Творец И в нем же тонет. Вязь круглых буковок твоих Стихами стала… Застежки, шпильки, Женский мир Мне отсчитала. В коробке синей небольшой Цветок забыла. Впустила только «на постой»… Горчит: впустила…
В моей подушке голос твой – Что в клетке птица…
И никогда нам за любовь Не расплатиться…
ПОСЛЕСЛОВИЕ Чаще всего сходишься с людьми долго, от встречи к встрече. Постепенно входишь в их круг или, наоборот, впускаешь их в себя. Иногда это случается стремительно. Вот и Саша Макаренков ворвался в мою жизнь – с фестивалем в Зеленокумске. За один день, за одним столом, вместе со своей женой Леной и всегда гостеприимным Юрой Грушиным. Местное сухое вино. Непрерывное пение. Причем, как мне кажется, пел в основном я, а они слушали. Потом обменялись дисками. Расставались у ворот Юриного дома. Накрапывал дождь. – В дорогу дождь – хорошая примета, – сказала Лена. – Чудесная фраза для начала песни, – улыбнулся я. Чуть позже песня с этой строкой получилась. Саша подарил свою книгу. В поезде на одном дыхании я её «проглотил». Дома перечитал еще раз. Рассказы поразили своим стилем, языком и описаниями. Поделился с друзьями радостью – отправил книгу «гулять по рукам». К сожалению, она так и не вернулась. Что ж – пусть читают. Потом были мимолетные встречи на вокзалах, участие в жюри на Грушинском фестивале, переписка по Интернету. Еще – Санины песни, в которые я вживался сложнее, привыкая к его исполнению, а сейчас оторваться не могу. Может быть, пришел тот возраст, когда хочется читать хорошую прозу и стихи, слушать песни и общаться с людьми, которые стали родными. И времени, которого уже не хватает, не жалко на всё это. Судьба преподнесла мне знакомство и дружбу с этим замечательным человеком, в одном лице совмещающим в себе художника, писателя, поэта и странника. И я ей очень благодарен за этот подарок. Юрий Карпов, член жюри Грушинского фестиваля.
|
|
