Макаренков Александр Олегович

ДВЕНАДЦАТЬ ПИСЕМ К ЕВЕ

Издательство «Богородский печатник», Москва, 1999

Рисунки автора

ISBN 5-89589-017-2

ДВЕНАДЦАТЬ ПИСЕМ К ЕВЕ

Вступление

Я оставляю в пятницу

пьянице:

водку в стакане

и «оливье» в салатнице,

корку хлеба –

на память.

Я оставлю бездельникам

телек, диван и видео.

Бездельничайте до понельника

и наслаждайтесь видами.

Оставлю столешнице кисти,

листья бумаги белые.

Запру в верхнем ящике мысли,

и глупостей всяких наделаю.

Куплю на последние тертые

три розы девственно-белые.

Отправлю к матери чертовой

весь мир –

и останусь

с ЕВОЮ!

ПЕРВОЕ ПИСЬМО

(Сентябрь)

Здравствуй, женщина из ребра!

Прародительница,

прамать.

Жажду я твои до утра

непрестанно ланиты лобзать.

Запах яблока.

Медь сосцов.

Под глазами –

шепот бессонницы.

Алчу дрожи твоих оков,

перемешанных с лязгом звонницы.

Жду мерцающей тишины,

по истории распростертой.

Я не вижу ничьей вины

во грехе,

ни твоей, ни чертовой.

……………………………

Плачешь,

женщина из ребра?

Боль Голгофы и страх ненастья?

Что же плачешь?

Она:

– С утра

от простого

бабского

Счастья!

ВТОРОЕ ПИСЬМО

(Октябрь)

Я. Приближаясь к возрасту Христа,

листаю календарь назад:

столетья

под облаками тянутся туда,

где первая из самых гнусных сплетен,

что, мол, Адам и Ева…

Слышишь, ты?

О, женщина!

Ты яблока вкусила

и прелестью беспечной наготы

прапрадеда людского соблазнила,

и грянул грех!

Господен гнев упал

на головы младые.

Стыд. Измены.

– Два слова этих, кажется, слыхал,

но не припоминаю…

все как будто тленно.

Так, значит мы, не ведая стыда,

живем теперь в столетии двадцатом?

Я приближаюсь к возрасту Христа,

и страшно мне –

вот так же быть распятым.

О. Ева, грешница!

Мы платим за тебя

две тыщи лет –

сколь долог час расплаты!

И пальцы бесконечно теребят

календарей расстроенные даты.

А я все требую и требую –

ТЕБЯ!

Не соблюдая ни Поста,

ни Пасхи,

горбачусь под пятою октября

и приближаясь к возрасту Христа,

я на палитре смешиваю краски

и предаю бумаге словеса,

как будто жить осталось

пол-

часа…

ТРЕТЬЕ ПИСЬМО

(Ноябрь)

Наверно, холодно тебе?

Ноябрь снегами прорастает.

Играет соло на губе

последний лист,

а мостовая,

как лес – в промозглой синеве

покрыта крошевом хрустальным.

Обрадла мне моя ментальность –

ее сдираю с красных век.

А ты,

продрогшая,

со лба,

отодвигаешь прядь сонета

и на листе, взамен ответа,

наполосовано: «Судьба».

Мне ночь морозами трещит.

Таращит зенки час четвертый.

За дверью – черт с котомкой

чертовой

когтями в грудь двери стучит.

Опять случается соблазн,

опять к коленям припадаю

и обнаженность золотая

колышется меж рук и глаз.

……………………………..

……………………………..

И Евы

Терпкое

дыханье.

ЧЕТВЕРТОЕ ПИСЬМО

(Декабрь)

Ах, Ева!

Я опять к тебе пишу

среди хрустящего морозного сиянья.

Прости, но не ищу теперь свиданья –

с другой

до одури

грешу.

Я чресел огнь ей отдаю бесстыдно.

Беспутна жизнь,

развратна и пуста:

измятый черновик –

на лезвии креста,

и так вознесся Ангел, что не видно

его крыла

и голоса не слышно.

Как больно слух до дрожи напрягать!

Как странно – бесконечно лгать и лгать!

Ах, ева, отчего у нас не вышло?

Я знаю – не ответишь,

ты – вдали.

Под старым дубом ужик свит колечком…

Твоя ладошка – на моем предплечье…

Столетия меж нами пролегли.

ПЯТОЕ ПИСЬМО

(январь)

Снова – вечность друг без друга.

Холодит январь глаза.

Ладно было б, если б – вьюга.

То ж – слаза. Слеза. Слеза.

Снова – письма за границу

без конвертов – сквозь столетья.

Зябко в парке. Прямо в лица

проходящих – ветер. Ветер!

Снова – призрачность свиданья.

Берег моря. Бьется пена.

Миг воруем для принанья,

стоя в водах по колено.

Солнце – справа. Месяц – слева.

Штиль повис. Уснул прбой.

Губы шепчут:

– Здравствуй, ева…

Через вечность шепчут.

В боль.

ШЕСТОЕ ПИСЬМО

(февраль)

Я сылшал – ты теперь больна.

Трепещет пульс.

Пылают щеки.

Глядит ущербная луна

на скорбные вороньи строки.

Двором гуляют сквозняки

соборным,

прет феварль в окошко.

Скелеты лодок у реки.

На церкви ежится кокошник.

Мете и снежит. Холодит.

Под колокольней зябнут люди.

До дрожи ветер души студит.

И месяц на кресте прибит.

Закусим хлебом терпкое вино.

Забудем о болезнях на минуту.

Лишь для тебя отворено окно.

За ним уже проснулось утро.

СЕДЬМОЕ ПИСЬМО

(март)

Ты, март, придурок и охалник!

Мальчишка славный,

слаб по женской части,

воспламеняешься от капли липкой страсти,

как от стакана ушлый целовальник.

Приходят толпы женщин под окошко.

А под другим – толпа юнцов зудящих.

На крышах обоюдно любят кошки –

их вопли бескорыстны и щемящи.

Я просыпаюсь. Странный полубред.

Со мною рядом женщина другая.

Меня мальчишка Март клянет, ругает

за то, что Еву отпустил чуть свет.

ВОСЬМОЕ ПИСЬМО

(апрель)

Затворил глаза – зазвенело.

Нет, не колоколов ухабы.

Капли падают неумело:

Щелк да щелк,

Как удары сабель.

То вливают в земную глотку

небеса вино скороспелое.

В деревеньке дед ладит лодку

и веслишко новое делает.

Грустно мне расставаться с зимними

вечерами, любовью полными.

Ева, помнишь,

какими длинными

ночи были?

Какими темными?

ДЕВЯТОЕ ПИСЬМО

(май)

Липкий листок тополиный

режет почек бугры зеленым.

Над деревьями виснут стоны

ветвей

и силуэтов влюбленных.

А мне бередит березовый запах

до изнеможения,

до рукояти ножа

душу –

до хрипоты,

до мата:

ЖЕНЩИНУ

мед-

лен-

но

об-

на-

жать.

Мучиться. Маяться.

В лунном свете,

как спасения, – тела искать

призрачно розового,

и вечер

на столетие

раз-

менять!

Утонуть.

Рас-

твориться

в черном

омуте

века.

Плевать на немилость.

Вдруг пробиться сквозь корни дерна

И блаженно орать:

– Свер-р-р-ши-ии-лось!!!

ДЕСЯТОЕ ПИСЬМО

(июнь)

Итак, она звалась Татьяной,

смешной, забаной и желанной,

Светланой, Ольгой, Катериной,

Натальею или Мариной…

Еще?

Она в моих глазах, в руках

и липких мыслях

поперепутала года

и вместе с ними – строки чисел.

Я знаю только – был июнь

и ночи, краткие, как праздник,

и утра – ветхие, как лунь,

и дни похожестью заразны.

Ты помнишь, Ева, был июнь?

Цветы смешались под тобою.

Окрест – порхание стрекоз,

ультрамарин – над головою,

роса – напоминанье слез,

но – не болезненной печали,

а слез рассвета и любви.

Мы растворялиь! Мы кричали!

В ладонях – локоны твои.

Невероятность.

Буйство красок.

Листы березы.

Запах неба.

Перед Богами мы без масок,

без покрывал.

То – быль иль небыль?

Нет, Ева, точно – был июнь.

Но как я звал тебя?..

ОДИННАДЦАТОЕ ПИСЬМО

(июль)

Я в тебе растворюсь до зари.

Я губами тебя спеленаю.

Ну а ты?

Ты шепчи, говори,

ты кричи –

я к тебе припадаю.

Млечный путь упадет на тела

покрывалом с плеча Заратустры,

и вино Клеопатры, и мгла

темно-красная.

Вязкое чувство.

Мгла горячая черпает звон.

Снова шепот.

И Ангел над нами

наклонился

и бросил бутон –

розы белой холодное пламя.

Мы просили – не жечь фонарей,

только звезды и справа, и слева.

И безумные взгляды царей

на тебе –

ОБНАЖЕННАЯ ЕВА.

ДВЕНАДЦАТОЕ ПИСЬМО

(август)

… Созрело яблоко для нас!

Ты слышишь, призрачная Ева?!

– Вчера был Спас?

– Вчера был Спас!

Как сладок плод – подарок древа!

Глотая мякоть со слюной,

прикрой глаза, уйди в блаженство.

Я Богом был и сатаной,

Адамом – верхом совершенства!

Меня творили.

Я творил.

Я обнаженности касался,

слова и образы дарил

и вот теперь – с тобой остался.

Наедине.

В густом Раю

нам день – подарок.

День последний.

Мне наготу оставь свою.

Объятий дай.

Со мной последуй.

Нам уготована судьба

разлук, сомнений, возвращений…

ты челку убрала со лба.

Писал сценарий, видно, гений.

А нам едино все.

Равно –

и жизнь, и смерть, и лед, и пламень.

Для нас любовное вино –

сливаться жаркими губами.

Ах, ева!

Я в последний раз…

наш день…

PS

И воздух теплится у рта –

мне послесловие пророчит.

– А ты вчера была не та…

Стучат крупинки многоточий.

Был краток, мимолетен год,

наполненный одной тобою.

Я заглянул за поворот –

там полоса алеет болью.

– Мы были чуточку моложе, –

слетело с пухлых губ вчера.

Но многоточий пули гложут:

– Пора заканчивать. Пора!

Оставь бумагу. Письма к Еве,

не мучь себя, не доплывут.

Заштопана аорта.

Если

осталось жизни пять минут,

то я их с Евою делю.

И стынет на губах:

– ЛЮБ-

ЛЮ…

1995–1998 г.г.