Ирина Романова

Авторские и коллективные поэтические сборники выходят в Смоленске регулярно. Объемный литературно-художественный альманах Смоленского отделения Союза российских писателей «Под часами» дает вполне адекватное представление о лирической палитре нашего города (обычно наполовину или на две трети он состоит из стихотворных подборок).

Возможно ли после существования изящной словесности на протяжении более трех столетий найти собственный, неповторимый почерк? Способны ли литературные традиции, созданные на Смоленской земле более семидесяти лет назад, отразиться сегодня в голосе наших земляков – служителей Муз, или их участь – слиться с общим хором современных русских поэтов? Возможно ли, не ограничиваясь региональными рамками, создать оригинальную литературную школу, которая в воображении самого широкого читателя безошибочно ассоциировалась бы со Смоленском?

Сегодня вопрос о месте смоленской поэзии в общероссийском поэтическом пространстве остается чрезвычайно актуальным. Поэтому выход в свет книги Заслуженного деятеля науки Российской федерации, лауреата премии М. В. Исаковского, доктора филологических наук, профессора В. С. Баевского «Смоленская поэтическая школа в портретах» стал значительным событием для всех, кого волнуют судьбы русской литературы.

Ядром книги стала гипотеза выдающегося литературного критика А. В. Македонова о том, что на рубеже 1920–1930 гг. сложилась смоленская поэтическая школа. Центром ее был М. В. Исаковский, самым большим поэтом – А. Т. Твардовский, еще одна крупная в масштабах школы фигура – Н. И. Рыленков. Близки к ней художественным мировоззрением и творческой практикой некоторые поэты, со Смоленщиной биографически не связанные, как, например, А. Яшин. Эти поэты приняли коллективизацию, изображали и утверждали то, что на официальном языке называлось социалистическими преобразованиями в деревне. Есть также поэты, выросшие и сформировавшиеся в те годы на Смоленской земле, но к смоленской поэтической школе отношения не имеющие (А. Гитович). Просуществовала эта школа как самостоятельное явление до начала Великой Отечественной войны, после чего растворилась в советской поэзии, передав ей некоторые свои специфические особенности.

Македонов описал это явление в книге «Очерки советской поэзии», вышедшей в Смоленске в 1960 г. Спустя тринадцать лет В.С. Баевский в своей докторской диссертации о стихе русской советской лирики 1956–1965 гг. нашел математически точное подтверждение гипотезе Македонова, что придало ей статус обоснованной теории. Стихотворения двадцати поэтов были исследованы с помощью методов рангового корреляционного анализа. Количественные характеристики индексов, характеризовавших тексты Твардовского, Исаковского, Рыленкова, Яшина, оказались близки.

С тех пор представление о смоленской поэтической школе прочно вошло в наше сознание (во многом благодаря школьным и вузовским учебным курсам по литературе). Но представление это, как правило, ограничивается общей идеологической позицией и тематикой творчества представителей этой школы: их повышенным интересом к проблемам общественной жизни; приветствованием социалистической революции и порожденных ею явлений; документальностью; обостренным чувством малой родины; устойчивым интересом к людям «новой биографии». В.С. Баевскому в его книге удалось «отделить зерна от плевел», очистить образы ведущих поэтов смоленской школы от идеологического налета и без предвзятости показать конкретные, порой очень плодотворные черты их поэтики, в частности, «поиски нового героя, синтез повествовательного, лирического и драматического начала, песенного и разговорного начала поэтической речи, обыденного и героического в сюжете». Это оказалось возможным благодаря рассмотрению их творчества в более широком контексте – всей русской поэзии. С одной стороны, был взят контекст ново-крестьянской поэзии Клюева, Есенина, Павла Васильева, Сергея Клычкова, с другой – творчество Гартмана, Кольцова, Некрасова, Случевского, Пастернака, Ахматовой, писателей военного поколения. Это ценнейшие находки историка литературы! Вместе с тем характеристика поэтики смоленской школы и ее представителей дает богатый материал для дальнейших научных исследований.

Надо добавить, что почти все центральные герои книги В. С. Баевского так или иначе проходят творческое и нравственное испытание отношением к творчеству Пастернака, которое (как, впрочем, и отношение к находившемуся в опале молодому поэту Бродскому) становится своеобразной «лакмусовой бумажкой», определяющей степень их художественного и душевного таланта.

Отличительной чертой книги В. С. Баевского о смоленской поэтической школе (как и большинства других его книг и статей) становится богатая источниковедческая база. Автор твердо убежден, что «документы должны быть опубликованы с возможно большей полнотой независимо от того, нравится или нет нам их содержание». Впервые в научный оборот вводятся некоторые архивные материалы (например, личное дело студента Н. И. Рыленкова), многочисленные письма и неопубликованные статьи из личного архива В. С. Баевского, дневниковые записи автора, обладающие высокой степенью достоверности и документальности, поскольку были сделаны «по свежим следам». Дневник В. С. Баевского сохранил для читателя важные свидетельства: точные даты, реплики в приватных беседах, порой не восстановимые по другим источникам. Ряд материалов (например, рассекреченные документы НКВД и КГБ) уже был опубликован, но в изданиях, вышедших небольшим тиражом и недоступных для широкой аудитории.

Во-первых, подобные материалы – ценный вклад в текстологию. Заинтересованному читателю приоткрываются тайны драматических процессов создания
и/или публикации таких произведений русской литературы, как большая баллада Исаковского «Сказка о Правде», стихотворение «Враги сожгли родную хату»; книга про бойца «Василий Теркин», поэмы Твардовского «Теркин на том свете» и «По праву памяти», его же цикл стихотворений «Памяти матери»; книга лирики Рыленкова «Снежница», его покаянная лирика; статьи Македонова «Трагические рабочие тетради Твардовского», «О советской поэтической классике, ее друзьях и противниках», книга «Эпохи Твардовского», его работы о Мандельштаме.

Во-вторых, приводимые документы и свидетельства позволяют увидеть героев книги не предвзято, в одном «правильном», с точки зрения идеологии и цензуры, ракурсе, а во всем многообразии их культурного кругозора и во всей сложности их мировоззрения (например, выясняется, что в конце 1920-х годов коммунистические идеалы смоленских поэтов сочетались с увлеченным чтением Гумилева, Ахматовой и Мандельштама, переводами Киплинга).

Создать такие объемные, сложные в своих драматических противоречиях образы основных представителей смоленской школы позволил выбранный автором жанр литературного портрета, имеющий богатую традицию в литературе и науке о ней. Впрочем, В. С. Баевскому удается и здесь найти новые художественные пути. Он усложняет жанр портрета двойным портретом. Так в сложном взаимопереплетении воссозданы труды и дни Твардовского и Македонова в посвященной им обоим главе. Кроме того, В. С. Баевский переносит в литературоведческую книгу романный прием: он создает потрясающие по своей силе и достоинству образы русских женщин – жены Твардовского Марии Илларионовны, жены Македонова Раисы Абрамовны и жены Рыленкова Евгении Антоновны. Их человеческий подвиг уподоблен героическому поступку жен декабристов, разделивших судьбу своих прославленных мужей, и изображен достойным пера Некрасова, автора поэмы «Русские женщины». Это тоже двойные портреты. Достаточно отметить такую потрясающую и неожиданную особенность: глава о Н. И. Рыленкове начинается подробным рассказом о его жене! Образы верных спутниц поэтов и литераторов становятся неотъемлемой частью их жизни и художественного пути, их надежной опорой, вечно согревающим огнем, Музами, вольно или невольно пролагающими им дорогу в бессмертие. Страницы, посвященные этим женщинам, переводят труд В. С. Баевского в область лирического литературоведения.

Эту же роль выполняет и щедро представленный в книге автобиографический материал. Нельзя не отметить богатство авторских интонаций: от строгого научного стиля до высокого гражданского пафоса (о Твардовском, например, сказано: «В 60-е годы он, как Атлант, держал на своих плечах всю русскую литературу: „Новый мир“ бесстрашно поддерживал все основные ее течения»), от едкой сатиры в духе «Губернских очерков» Салтыкова-Щедрина (эпизод с доносчиком по призванию Н. Поляковым) до пронзительного лиризма, восходящего до трагических нот (страницы о смерти жены Македонова Раисы Абрамовны и его самого).

В. С. Баевский всегда находит прием, благодаря которому поначалу абсолютно бытовая история в конце страницы разрастается до масштабов всей жизни. Его книга построена по принципу нескольких рам, вставленных одна в другую. Например, трогательный рассказ о семье автора книги помещен в более масштабное полотно – повествование о человеческой и творческой судьбе поэта Н. И. Рыленкова. Обрамлением этой рамы служит картина целой эпохи – оттепели. Портрет эпохи создается несколькими точными штрихами. В одном абзаце все три плана соединяются в одну объемную панораму. Здесь сливаются голоса филолога, историка и писателя: «Когда я в сущности случайно попал в Смоленск, он был для меня прежде всего городом Рыленкова. Оказалось, что он руководит Смоленским отделением Союза писателей. Но тогда, осенью 1962 г., до нашего знакомства было далеко. Шли последние годы оттепели, или культпросвета, как позже стали говорить остряки, – просвета между двумя культами; десятилетие между громогласным разоблачением Хрущевым культа личности Сталина и падением Хрущева с последующим частичным возвращением государства к порокам сталинской системы. Не следует думать, что оттепель была безоблачным временем: в 1956 г. было раздавлено танками, потоплено в крови венгерское восстание; в 1958–1960-м гг. на глазах всего мира расправились с Пастернаком, до смерти затравили великого поэта; в 1963-м г. набросились на Иосифа Бродского. Такова была эта оттепель, таков был этот просвет».

Вот другой пример. Автор вспоминает тяжелое положение семьи блестящего пушкиниста А. Л. Слонимского, когда в глубокой старости он и его супруга, сломленные болезнями, погибали от отсутствия помощницы по хозяйству. Эта совсем короткая история обрамлена рассказом о семейных и бытовых проблемах А. В. Македонова, оставшегося с умирающей от рака женой на руках и ощущавшего острую потребность в кухарке. Горькая шутка Македонова о том, что такой кухарки не находится, потому что она, видимо, жаждет управлять государством, служит звеном, связывающим этот частный эпизод с большой картиной нравов и политических, идеологических установок, определявших жизнь при советском режиме.

На этом фоне новыми, дополнительными оттенками и штрихами проступает суровая и прекрасная в своем величии судьба Македонова: травля, незавершившаяся защита первой диссертации по русской литературе, арест, страшная история гибели матери в застенках НКВД, Воркутинская ссылка, уход в геологию, возвращение в науку о литературе, трудный и долгий путь к читателю, напряженные философские искания, бесстрашная борьба с цензурой, бескомпромиссная гражданская позиция, которую Адриан Владимирович выражал в публичных выступлениях, открытых письмах и статьях. В. С. Баевский показывает: и один в поле воин, если он – Македонов.

Так эта книга многое объясняет современному, в первую очередь, молодому читателю о жизни, быте, духовных исканиях смоленской интеллигенции совет-
ского периода.

Книга В. С. Баевского обращена не только в прошлое, но и в сегодняшний день и даже в будущее. Автор спроецировал ее на последующие поколения смоленских поэтов. Одно из них, старшее, делавшее первые творческие шаги по «Тропинке на Парнас» (так назывался сборник участников молодежной поэтической студии при Смоленском педагогическом институте, вышедший в издательстве «Молодая гвардия» в 1966 г.) благословил Н. И. Рыленков. Другое представляет сегодня литературное объединение при СмолГУ «Персона». Всем им гораздо более характерно дерзкое новаторство, чем ориентация на созданную семьдесят лет назад смолен-
скую традицию. Автор книги вполне разделяет мнение Н. И. Рыленкова о том, что новым поэтам «тесно в рамках только местных традиций. Им открыты достижения не только русской, <…> да и поэзии мировой». Все это так, «но все же, все же все же…» Вопрос о традициях продолжает оставаться открытым.

Хочется надеяться, что книга В. С. Баевского «Смоленская поэтическая школа в портретах» привлечет внимание любителей литературы, независимо от их профессиональных интересов, станет незаменимым материалом в работе историков литературы, краеведов и педагогов, а также предметом горячих споров и дискуссий среди современных поэтов, рожденных Смоленской землей.