|
ПИСЬМА К ОТЦУ
1.
В
доме, которого давно уже нет,
мне живётся легко, если больше некуда деться.
Сквозь прозрачные стены струится нездешний свет,
оживляя звуки и запахи детства.
Перешагиваю порог – и я уже в мире ином,
воссозданном услужливой памятью по точным лекалам
наследственного переплетенья генов и хромосом;
я
– Алиса, шагнувшая в дымную муть волшебного зеркала.
Мне не страшно – мне больно: жестокое время
калечит, корёжит, расплющивает, превращая в прах
то, что зовётся душой. Для неё слишком тяжкое бремя –
каждую ночь воскресать в зыбких тревожных снах,
ощущая себя невесомой пылинкой на дощатом полу –
вне времени, выпитого, точно спасительный яд,
до
заветного донышка...
В
доме, которого нет, я слышу сквозь вечность и пустоту
твой голос, тихо зовущий меня: – Алёнушка!..
Я
навеки прописана в доме, которого нет.
2.
...на месте старого дома
пологий маленький холмик
нелепо взгорбивший землю
священный курган
в
ладонях задорный зуд
эх, мне бы сейчас лопату
откопать похороненное заживо прошлое
осколки битого кирпича
обломки домашней утвари
обрывки первых стихов
далёкое детство
где-то здесь под слоем земли и дёрна
мой священный курган
пологий маленький холмик
на месте старого дома...
3.
Ты посадил этот ясень в день моего рождения
рядом с кустом сирени –
тоненький хрупкий прутик, заморыш,
зародыш
стати и силы,
соков, бурлящих под шершавой корой,
кроны, шумящей над головой,
гибких ветвей,
радостей и скорбей.
Я
не забыла,
я
ещё помню прорезь юной листвы
на фоне весеннего неба, но ты
не видел его другим –
уродливым, узловатым,
горбатым,
седым,
с
изломанными ветвями...
Меж нами
незримо протянута тонкая нить:
пока он стоит, цепляясь за почву корнями,
я
буду жить.
4.
Поход за водой на колонку
за триста метров через дорогу –
событие дня
для маленького человечка.
Ты держал меня за руку,
звенело ведро,
ключевая вода
упругой струёй
грохотала о жесть,
искрясь на солнце;
она была сладкой на вкус,
чистой и голубой,
как небо над нами,
как твои глаза...
Я
снова хочу пригубить
эту студёную синь,
впитать до последней капли
иссохшей губкой души,
но кто утолит мою жажду,
если вокруг – пустыня?
5.
Осенний день – дождливый, унылый,
распят на старом трёхногом мольберте.
Пейзаж – отраженье сезонной смерти:
серые краски, пятна, наплывы,
нагие ветви покорны ветру,
тяжёлые тучи отражаются в лужах...
Память подобна старому конверту,
хранящему то, что никому не нужно,
вроде этого дня, нарисованного судьбой
и
плачущего о грехе моего первородства
слезами сердца, проколотого иглой
боли, неприкаянности и вечного сиротства.
6.
Ты заслужил великую Божью милость –
лёгкую
смерть...
На твоё лицо, которое мне приснилось,
было больно смотреть...
Ты ушёл, не прощаясь, без назиданий
и
укоризн...
Чем заслужила я жестокое наказание –
сиротскую жизнь?
7.
Мне с трудом в это вериться –
через год я стану твоей ровесницей.
В
волосах седина,
теперь я мудра
и
сумела понять:
уходя в сорок пять,
ты был ещё молод...
Как унять,
как утолить этот голод –
мне бы только услышать твой голос...
Но в ответ – тишина.
8.
Прости, я не сумела подхватить
твоей судьбы оборванную нить:
не суждено мне было подарить
тебе внучат – ни сына нет, ни дочки...
Лишь эти кровоточащие строчки.
9.
...Начался дождь. Сумерки клочьями виснут
на облетевших ветвях,
берёзки, как погребальные свечи в дрожащей руке,
слегка
наклонились от ветра...
Ты слышишь, ты видишь меня? Я рядом, я у тебя в гостях,
но нас разделяет толща земли глубиной в полтора метра –
пропасть, которую мы не в силах перешагнуть.
Там, на дне, в глубине этой бездонной ямы
тебе одиноко и холодно, но даже во мраке твой озаряет путь
свет негасимой далёкой звезды – той самой,
«заветной»... Прости, я должна торопиться:
мелкий дождь превратился в мутный грохочущий ливень.
Ухожу, не оглядываясь. Этой ночью мне снова приснится
серый камень, овальное фото
и немного поблёкшие буквы
твоего имени.
10.
Снова вечер. Синий струящийся свет
пью маленькими глотками, смакуя.
Если можешь, верни мне мой давний глупый обет
не поминать твоё имя всуе, –
я
хочу помянуть. Именно теперь,
на полпути между светом и тьмой,
когда хрупка и прозрачна незримая дверь
в
твой мир. Я иду за тобой,
и
там,
по другую сторону,
прошлое оживает, будто в немом кино:
ты у мольберта, июнь, духота, распахнутое окно,
ветер бесшумно колышет шторы,
на подоконнике дремлет пушистый котёнок,
тёплый солнечный луч, невесом и тонок,
крадётся к твоим ногам;
ты пишешь осенний пейзаж,
но за окнами – лето,
и
я, любовью твоей согрета,
знаю уже сейчас,
что навсегда запомню твою улыбку
и
этот миг остановки во времени,
это парение
над землёй в невесомости –
всё странно, смутно и зыбко,
почти на грани
условности...
Осколки воспоминаний
падают на пол разноцветной мозаикой.
Острые края ранят сердце – на сегодня довольно.
Когда-нибудь я соберу их заново,
но не сейчас, прости.
Мне всё ещё слишком больно.
11.
Закрываю глаза. Под сомкнутыми ресницами
летний день – золотистый, медвяный,
тягучий и тёплый струится
янтарным светом. Поляна,
согретая солнцем, одуряюще пахнет
чайной розой и медуницей,
трава под ногами
изумрудно чиста,
солнце над нашими головами
искрится,
и
куда-то плывут невесомые облака,
и
жизнь, я знаю, будет легка...
Присмотрись – и увидишь: мы всё ещё там,
на цветущ ей поляне,
навсегда
в
этом солнечном дне,
в
этом сне,
который когда-нибудь мне приснится.
12.
Полдневное солнце похоже на жёлтый топаз.
Берёзы шумят на ветру. Безмятежность. Безлюдье.
Я
знаю, родной: спокойнее, чем сейчас,
тебе ещё не было и уже никогда не будет. |
