Владимир Макаренков

 

 

 

 

ИЗ НОВЫХ СТИХОТВОРЕНИЙ

 

Грех первородного листа

 

 

* * *

 

Зачем душа явилась в мир

Слепой, охрипший и кровящий,

К страстям губительным манящий

Магнитами телесных дыр!?

 

Зачем заманчивый кредит

Взяла у жизни бесполезной!?

Теперь долги отдать претит,

Очнувшись вдруг, над чёрной бездной.

 

Ах, если было бы дано

Измерить время без предела,

Душа бы бросила давно

На произвол пустое тело!

 

Но, видно, в вечности темно.

Видна всего одна планета.

К Земле в телесное окно

Душа спешит за вспышкой света.

 

 

* * *

 

Возвращаюсь из мира и плачу,

Перед зеркалом слёз не тая.

Бог слезами отмерил мне сдачу

За счастливые дни бытия.

 

Плач, палач – отраженье слепое!

Блики радости прежней туши,

Человеком, не Богом литое

Зазеркалье болящей души.

 

Завтра в мир я обыденно выйду.

То, что зеркало дома ревёт,

Не подам ни малейшего вида.

Лик улыбка победно порвёт.

 

Я не вскрикну, не стану о доле

Рассуждать наготове с платком.

В жизни радости нету без боли,

Нет улыбок без плача потом!

 

Улыбайся прилюдно, мой образ,

От запала незримых огней!

Пусть душа моя мечется – компас

Над магнитом – над жизнью моей!

 

 

* * *

 

Мир возрождался в солнечном огне.

Жизнь повторялась, как спектакль, сюжетом.

Дробинки почек сплющились в окне

И зацепили душу рикошетом.

 

Но роль свою она прочла с листа,

Не пожелав и тайно лучшей доли.

Кому, как не душе, знать: красота –

Родная дочерь многодетной боли?!

 

 

* * *

 

Пока в душе солнцеворот,

Пусть чувствами набухнут строчки,

Как сроки выждавшие почки,

Которым жить пришёл черёд.

 

И я к светлейшему окну

Твоей души прильну листками –

Слегка дрожащими стихами…

И жизнь вверх дном переверну!

 

И… слава Богу! Неспроста,

С годами думается чаще,

Что на земле грехов всех слаще

Грех первородного листа.

 

 

* * *

 

Я прозрел, веет время в моих волосах,

И Господь мне как родственник мил,

Ведь слезинка его – шар земной на глазах,

А слезинка моя – Божий мир.

 

 

* * *

 

Проснувшись ночью в тихом доме

И в темноту открыв глаза,

В полусознанье, в полудрёме

Выслушиваю Небеса.

 

Льёт музыку вселенский сонник.

И, по-земному ворожа,

Наперебой о подоконник

Бьют колокольчики дождя.

 

 

 * * *

 

Над страждущей Землёй гнетущий мрак

Сгущается, стекая из вселенной.

Как будто бы сдвигает руки маг

Над мыльным пузырём с планетой пленной.

 

Заложница космической игры.

Меж двух ладоней путь земной прочерчен.

Рождаются и гибнут в них миры.

Что ж я поверил, будто словом вечен?!

 

 

* * *

 

Летело ли от речки: «Теги – теги!..»

Или с утра трещал морозец, креп, –

На будке, приколоченной к телеге,

Магически светилась надпись «Хлеб».

 

Я с бабушкой за ручку шёл за хлебом,

Шумливостью события влеком.

Дорога кисло пахла тёплым хлевом,

Дорога сладко пахла молоком.

 

Нет ничего вкуснее на планете

Краюхи чёрной с кружкой молока!

Как листьями, играет чубом ветер.

Разгадка тайны жизни далека.

 

Стоишь один посередине века

И смотришь вдаль с улыбкой на лице.

Бежит лошадка, катится телега.

Духмяно пахнет хлебом на крыльце.

 

 

 * * *

 

Речка Дымка, деревня Жуково.

В небе птицы – как лики нот.

Не забудет сердечко внуково

Августовский бабушкин мёд.

 

С белой булкой, и с кашей гречневой,

Или с ложки железной, так.

Жизнь сладка, если делать нечего,

Важен каждый штришок, пустяк.

 

Улетела лаптовым чижиком

В непроглядный житейский сад.

И теперь уж седым мальчишечкам

Ничего не вернуть назад.

 

Речка Дымка, деревня Жуково!

Я заехал на пять минут

Успокоить сердечко внуково.

А увидел, что здесь не живут.

 

 

 * * *

 

Стоит, по пути из Москвы,

На трассе деревня Истомино.

Не сдвинет шофёр головы.

А это же мамина родина!

 

Так грубо обходится жизнь

С чужими отцами и мамами.

Могилкам Руси поклонись!

Земля ощущает их ранами

 

Закрылись на Небе врата!

В деревне не светятся радуги.

Ушли умирать в города

И дети, и внуки, и правнуки.

 

Крест-накрест все окна в избе

Забиты руками сыновними.

А крест на крестьянской судьбе

Поставлен порядками новыми.

 

 

 Избичная

 

Ржавый месяц, как подкова,

Набок свесился во мгле.

Нет Избичной, только слово

Прокатилось по земле.

 

Проходи, как ходят в горе,

Сквозь незримое бревно.

Нет деревни, только поле, –

Вид в небесное окно.

 

Китеж-градом в чёрной бездне

Тонут все пятьсот дворов.

Фыркнет лошадь…Фу! Наездник

Проскакал в дремучий ров.

 

Мимо злых оскалов дичек,

Обостряющих пейзаж,

Сквозь берёзовый девичник

Да на жертвенный шабаш!

 

Угольками тлеют звёзды.

И, не чуя рук и ног,

Домовой роняет слёзы

На сырой болотный мох.

 

 

* * *

 

Помолчу ли над братской могилой,

Улыбнусь ли лучам давних дней,

Всё горюю о Родине милой,

О земле поднебесной моей.

 

Ведь того, что Россией когда-то

Называли, назад не вернуть.

Лишь вмещала крестьянская хата

Душу русскую, рвущую грудь.

 

Изменилась Россия нелепо.

Городам в подземельях светло.

И глядят из бетонного склепа,

Как в бреду погибает село.

 

Как, лишившись земного приюта,

Над Россией, чей образ потух

В Небесах, обездоленно, люто

Воет-воет живой русский дух.

 

 

 * * *

 

Мы в сорок с лишним пишем, как мальчишки,

Гадая: повезло – не повезло,

Не сдав в печать ведические книжки,

Добро которых заклинает зло.

 

В себе слова вылавливая бреднем,

Забыли о магической красе.

Какая сила скрыта в громе летнем!

Какая мощь – в декабрьской грозе!

 

Родной душой сегодня не воспеты

Ни небеса России, ни леса!

Перековали русские поэты

На бронзу золотые голоса.

 

 

 * * *

 

Печалюсь в радости и радуюсь в печали,

Эпохой в прошлое, как ветром отнесён.

Все песни русские в эфире отзвучали,

Всё больше слышится эстрада и шансон.

 

Всё меньше радует нас солнышко и грозы,

И первый снег ложится с болью на луга,

Асфальтом мёртвым закатали в землю росы,

Не зачерпнёт с «высотки» облако рука.

 

И я пою в беде печаль, печалю радость,

Наполнив музыкой души и слух и речь.

Ведь нужно, чтобы песня новая рождалась

Так, чтобы лучше песню старую сберечь.