|
Поэт
И
был я юн.
Был беспечален.
И
жил в моей стране поэт,
Который отчий край оставил
на взлете творчества и лет.
Как вовремя он сделал это!
Ему с усердьем земляки
и время,
и друзья-поэты
сплетали в лагерь лапотки.
Вдруг он для них – недосягаем.
Бог миловал.
Черт миновал,
поскольку сам Страны Хозяин
его наградой увенчал.
Но против совести,
пожалуй,
немного в жизни он грешил,
и посему поэт почил
то ли в почете,
то ль в опале.
И
похоронен,
хоть без помпы,
на лучшем кладбище страны,
не пережив своей эпохи,
как Теркин с немцами войны.
Сентябрь 2005 г.
По мотивам папирусов Та-Кемт
(«Черная Земля» – самоназвание Египта в древности)
Это была юность человечества. Вчитываясь в подстрочники
древних, всегда вспоминаю удивительные слова Экклезиаста:
«Род приходит и род уходит, а земля пребывает вовеки. Что
было, то и будет; и что делалось, то и будет делаться, и нет
ничего нового под солнцем.
Бывает нечто, о чем говорят: „смотри, все это новое“, но это
было уже в веках, бывших прежде нас».
Люди любили и ненавидели, созидали и разрушали, размышляли о
небесном и земном, о месте человека и его души под солнцем и
за чертой жизни. Менялись общественные формации, средства
связи и передвижения, созидания и разрушения, а человек в
принципе духовно и нравственно не изменился.
Находки останков пралюдей-неандертальцев у их стоянок – это
зачастую черепа, проломленные дубинами и расщепленные и
обожженные кости, следы каннибализма. Но есть в глубинах
древних пещер и настоящие захоронения, упорядоченные, со
следами пыльцы цветочных растений. А в одном найден скелет
40-летнего человека (Мафусаилов возраст для древнекаменного
века!) с поврежденными конечностями, свидетельствующими о
том, что он не мог не только охотиться, но и даже подносить
пищу ко рту. Значит, его содержало племя. Значит у них,
неандертальцев, был и похоронный обряд с цветами. Значит, у
них, не умевших еще членораздельно говорить, была и забота о
ближнем, и вера в Высший Разум, и понятие о душе.
Предлагаемые стихотворения – это не переводы и даже не
подражания, это интерпретации древних текстов, которым от
двух с половиной до пяти тысяч лет, на язык современной
поэзии.
Июль 2006 г.
I. Плач Изиды по Осирису
Плотно сливается небо с землей,
тьма этот мир покрывает.
Сердце от долгой разлуки пылает
брат мой,
муж мой,
владыка мой.
Миру живому явись опять.
в
облике прежнем.
Где ты?
Руки мои высоко воздеты,
чтобы тебя защищать.
Руки мои широко раскрыты,
чтобы тебя встречать.
Миру живому явись опять,
из безмолвья приди ты.
Здесь я одна,
молча я внемлю.
Люди – не помощь,
и небо на землю
тьмою упало.
Приди!!
Я истомилась…
II. Прославление писцов
Писцы!
Преемники самих богов!
В
камнях и свитках ваши письмена,
а
рядом с письменами –
имена
посланников из глубины веков.
Надгробий ваших нет и нет жилищ –
все стерло время,
как следы в песке.
Но вы свое бессмертье обрели
через папирус и перо в руке.
Через писанья ваши имена
дошли до нас.
Лишь слову жизнь дана.
Ты, сын мой, поученье восприми
и
стань таким же,
как они писцом.
Ведь свиток книги лучше пирамид,
надгробий, храмов, статуй и дворцов.
В
сердцах людских возводит дом она,
нетленный,
неподвластный временам.
III. Из любовных и свадебных гимнов
1.
Спеши ко мне,
как бык к яслям –
стремглав! –
как на ристалище летящий конь.
Любовь и в плоть, и в ум, и в кровь вошла,
как пожирающий жнивье огонь,
как с молоком парным душистый мед
смешалась.
И теперь не отделить,
где я и где любовь.
И мне ни жить,
ни бровь подбрить,
ни тело умастить
без мысли о тебе,
владыка мой.
Любовь –
она небесный дар богов.
Когда тебе я вся принадлежу,
владычицей Та-Кемт себе кажусь,
и ни за что не отстраню любовь!
2.
Как сердце сумасшедшее стучит,
когда любовь приходит.
По-людски
ни шагу не ступить,
лишь кровь в виски,
да ярким факелом лицо горит.
Приди ко мне!
Оставь мету на мне!
И ничего, что скажут обо мне,
мол повредилась женщина умом –
теперь любовь и мир ее, и дом.
Меня пусть гонят в Нубию бичем,
пинками к устью Нила –
нипочем! –
в
пустыню розгой,
плетью за Синай,
в
болото к бегемотам –
нипочем!
Не отступлюсь я от любви!
Ты знай!
3.
Твой юный лоб венчать я вью венок,
что возложу на голову твою.
В
венок вплетаю лентою – вьюнок,
чтоб знал ты –
одного тебя люблю.
Как чист и как прохладен водоем,
что выкопан тобою,
где вдвоем
гуляем мы вечернею зарей.
И свежесть ветер нам несет с тобой.
Рука моя в твоей руке лежит,
и
о блаженстве сердце говорит,
и
голос твой,
как сладкое вино.
Еды с питьем нужнее мне твой взгляд.
Цветов и трав доносит аромат
твой сад.
И я душой твоя давно.
IV. Из плачей по усопшим
Пристало бы ей имя:
«Приходи!»
Приходят все,
кого настигнет зов.
И
смертный страх в хладеющей груди,
и
угасает,
и
тускнеет взор.
Никто ее перста не отведет.
Никто.
Ни от кого и никогда.
Порой она младенца заберет,
а старцу дряхлому отсрочку даст.
Ни людям,
ни богам не лицезреть
ее.
А
беспристрастная рука
равняет богача и бедняка
и
отстраняет золото и медь.
Песнь арфиста
Где Имхотеп?
Где Джедежгор?
Дано
словам их и делам быть на устах.
Гробницы их рассыпались давно
и
мумии давно истлели в прах.
Еще оттуда не пришел никто,
чтоб рассказать живым,
что за чертой,
которую для всех проводит смерть,
покуда сами не достигнем мест,
куда они ушли.
И посему
всегда желанью следуй своему.
Жизнь празднуй
и богатства умножай,
и сердцу обессилеть не давай.
Не изнуряйся.
Тело умасти
и
в лучшие одежды облачись.
Не озлобляйся.
Недругов прости
и
помни,
что одна дается жизнь.
Живи себе на благо.
И о том,
что будет смертный час,
не размышляй.
Душе печалиться не позволяй –
не вечны даже боги…
Из поучений Птахотепа
Зря не кичись ученостью своей.
Умей понять и выслушать людей.
Искусство безгранично,
и
оно
сверхсовершеннейшим не может быть.
Разумных слов подспудное зерно
порой услышишь от простых рабынь
на зернотерках. |
