Александр Агеев

 

 

 

 

С солнцем в сердце

 

Книга «Земли касается душа» – итог девятилетней работы поэта Владимира Макаренкова.

С первых строк замечаешь, как он умело, ненавязчиво пользуется средст­вами звуковой организации стиха. Чаще всего употребимы «звуковые скрепы» (термин Е. Невзглядовой) двух-трёх слов: «веет ветхостью», «отстукивал текстовку», «беззаботны обезьяны», «вдоль речки с рачевнями». Таким образом проявляется важный поэтический приём парономазии – смыслового сопо­ставления близких по звучанию слов. Гораздо реже аллитерация охватывает целую стихотворную строчку. Изредка мелькают красивые ассонансы – инстру­ментовка стиха на гласных звуках: «Млечности сельских огней».

Макаренков не боится выбирать подчеркнуто простые, даже приблизительные рифмы, как крайность назову «вижу – слышу», «родной – прямой». Для чего? Во-первых, он сознательно отделяет себя от поэтов-«рафинэ»: «Салонное стихотворенье – Плод долгих поисковых мук». Действительно, трудно пос­ле, например, Д. Минаева, написавшего:  «Зазвонил к обедне колокол, / Кот в то время молоко лакал» создать что-нибудь этакое... Во-вторых, не рифмой единой держится стихотворение. К тому же В. Макаренков идёт в ру­сле поисков современных поэтов, подбирающих свежие рифмы среди неточных:

 

Ах, неожиданная рифма

И знак метафоры под ритм

Вас отыскать – не труд Сизифа, –

Перелопатить лабиринт.

 

А метафорам поэта, которые для него тоже не самоцель,  не перегружают стиховую ткань, можно позавидовать. «За окном слепящий ножик / Точит тем­нота...» – это о молнии. Дождь для Макаренкова – «водные гусли», древес­ная кора – «ствольная кожа»,  земля – «небесное дно». Такие находки обнов­ляют стих, остранняя его.

Не исключено, что название своей теории остраннения В. Б. Шкловский по­заимствовал в поэзии – у своего старшего современника Александра Блока, создавшего яркий образ:

 

Случайно на ноже карманном

Найдешь пылинку дальних стран –

И мир опять предстанет странным,

Закутанным в цветной туман.

 

В принципе, остраннение можно понимать расширительно:  это новизна в ор­ганизации любого уровня текста – от звукового строя до темы и идеи.

Лишь на лексическом и синтаксическом уровне попытки остраннить мир и стих у Макаренкова единичны. Укажем новообразование «листопаденье» и дву­стишие «И поэтому кружится голова / На недобрые и добрые слова», в кото­ром по правилам русской речи предлог «на» следовало бы заменить предлогом «от». Но именно из-за таких речевых неправильностей (естественно, не толь­ко и не столько поэтому) Борис Пастернак, приобретал свое поэтическое ли­цо. Не чужды они и другим выдающимся поэтам.

Однако главные поиски и достижения автора лежат в области создания поэтического образа. Образная система В. Макаренкова пронизана свежестью, новизной восприятия мира. Именно она придаёт обаяние его поэзии:

 

И солнышко белой заплаткой

На синем брезенте небес

Засветится, как под палаткой,

Поставленной наспех на лес.

 

Бич нашей современной поэзии – плоскомыслие. Что нового можно, казалось бы, сказать о том, как наши российские мужики разговоры разговаривают? Макаренков находит: «Жгут разговор у костра». А вот о баньке да посидел­ках после нее: «Ой ты, русский всеспасительнейший дар – / Набирать да вы­пускать горячий пар!»

Солнце, огонь в печи, «в сумерках звезда», свет в окошке, «волшебное огниво» для поэта символы жизни. Они присутствуют почти во всех стихотво­рениях сборника. И присутствуют ярко. «Солнце фонтанит» – так до Макаренкова, кажется, никто не смог сказать. Нет света – и

 

Серое небо, серый асфальт,

Серые улицы, серые дни.

Осени серой вовсе не жаль.

Жаль этой бедной серой страны.

 

Несколько отвлечемся. Во времена Блока о конкретных «мерзостях жизни» писали все газеты и все поэты, в том числе и пролетарские. Кого из них, кроме Саши Чёрного, мы помним? А блоковские характеристики той поры: «Страшный мир! Он для сердца тесен...»,  «Испепеляющие годы! Безумья ль в вас, надежды ль весть?» – незабываемы. Создать обобщенный образ страны, эпохи – высшее, чего может достигнуть поэт. Макаренкову такое удается:

 

Эпоха глобального потепления.

А морозы настоящие.

Крещенские.

Россия уткнулась в воротник городов.

Но холод шаловливо донимает

через пустые рукава деревень.

 

Судьба России, чувство родного дома, трепетное отношение ко всему живо­му, доброта в людских взаимоотношениях – главное в мироощущении Макаренкова.

Прослеживается связь его творчества с плодотворным для нашей поэзии на­правлением «тихой лирики», берущей начало с 60-х годов прошлого века:

 

Этот город деревянный на реке,

Словно палец безымянный на руке.

……………………………………

Деревянное Отечество стоит.

                                   (Олег Чухонцев)

Почерневший дощатый забор. А за ним

появляются, глаз веселя,

чей-то беленький дом,

чей-то синенький дым,

чьи-то пряменькие тополя.

(Леонид Козырь)     

Я не знаю, я не знаю,

Почему я вспоминаю      

Эту старую избу,

Немудреную резьбу.

                        (Владимир Макаренков)

 

Это лишь одна пунктирная связующая нить. А их много.