|
Редколлегии альманаха «Под часами»
Я
сомневалась, написать ли Вам о том впечатлении, которое
сложилось после ознакомления с очерком военного писателя,
уже ушедшего из жизни, Якова Ивановича Макаренко «Земля –
радость!..», опубликованном в альманахе «Под часами» (2005,
№4, с. 169–174) или воздержаться, но все же решила, что
лучше высказаться, потому что очерк серьезный и заслуживает,
чтобы на него обратили внимание. К тому же отдельные
положения его содержания нуждаются в пояснении или
уточнении.
Очерк журналиста «Правды» Я. И. Макаренко интересен
документальной основой – встречей с А. Т. Твардовским 15–19
декабря 1945 г. в Смоленске на слушании судебного процесса
над фашистскими военными преступниками. А. Т. Твардовский
представлял газету «Известия».
В
один из дней Александр Трифонович пригласил Я. И. Макаренко
и Н. И. Рыленкова на ужин к своим старикам-родителям,
которых он перевез из деревни, где они пережили двухлетнюю
немецкую оккупацию и поселил по разрешению военного
коменданта освобожденного Смоленска генерала Сухомлина в
квартире чудом уцелевшего дома в Запольном переулке (дом №4,
кв. 26). Это событие в жизни семьи родителей поэта произошло
27 сентября 1943 г.
При чтении очерка невольно замечаешь неточности в изложении
фактов, несоответствие их реальному времени тех лет. Автор
писал: «...и вот мы все трое на Запольной, в квартире
Твардовских. Она невелика... Обстановка самая скромная...
Что было в квартире лучшего, забрали гитлеровские
погромщики...» (с. 171), т. е. Я. И. Макаренко считал, что
семья родителей поэта жила до войны в этом же доме, что
абсолютно неверно.
До войны родители Александра Трифоновича жили на улице
Краснознаменной, на первом этаже двухэтажного деревянного
дома в 15-ти метровой комнате, которую им передал сын
Александр, переезжая в Москву учиться в ИФЛИ. Дом этот был
полностью уничтожен во время бомбежек города в первые недели
войны.
Между встречей с А. Т. Твардовским и его родителями в 1945
г. и подготовкой очерка в 90-х годах довольно немалый разрыв
во времени, более сорока лет. Возможно, что в блокноте
журналиста что-то сохранилось из записей тех лет, но
вероятнее все же, что он пользовался своей памятью, что-то
вспомнил, что-то прочитал у других. Очерк благожелательный,
написан умный, добрым писателем, отношения между поэтом и
его родителями рисует верными по духу, теплыми и
по-настоящему близкими.
Я. И. Макаренко запомнил душевную беседу Александра
Трифоновича с родителями. Диалог между сыном и отцом
воспроизводится вполне достоверно (с. 172), понятно,
конечно, что не совсем в тех словах и выражениях, которые
тогда звучали, но суть сохранена. Трифон Гордеевич говорил
легко, красиво, интересовался современной жизнью и всегда
мог свободно высказать собственное мнение, задать вопрос,
послушать собеседника.
В
очерке допущена полная недостоверность в изложении факта
якобы жизни родителей поэта на хуторе во время войны. Автор
писал, что «... они жили на хуторе Загорье в Починковском
районе. Но его дотла сожгли фашисты» (с. 171). По его
мнению, хутор Загорье сохранился в нетронутом виде до
оккупации Смоленщины фашистами, разрушившими его. Он
полагал, что родители поэта после войны хотели вернуться в
деревню и жить там. Он вкладывает в уста Марии Митрофановны
слова: «Нам бы, Саша, уехать в Загорье...» (с. 173). И далее
«додумывает» за Александра Трифоновича и приводит вроде бы
его слова: «Понимаю тебя, мама. Но жить и работать в Загорье
вам с отцом не под силу. Вы же сами видели, во что
превратили хутор фашистские разбойники. Пепел да битые
кирпичи. Живите в городе. Обживетесь, привыкнете » (с. 174).
Хутор Загорье, как таковой, перестал существовать в
1931–1932 гг., когда сельсовет разобрал и перевез дом и
хозяйственные постройки в другую деревню. Остались только
посадки деревьев, бывшие на хуторе Твардовских – аллейка из
берез, яблоневый садик, сирень, колодец с березкой и рябиной
возле него, да сажалка, выкопанная Трифоном Гордеевичем
вместе с сыновьями.
В
1939 г. А. Т. Твардовский писал:
«О детство! Смех и горе!
Десятою травой
На хуторе Загорье
Порос участок мой.
Ни знака, ни приметы
Бывалой не найдешь,
Ни Белой горки нету,
Ни Желтой горки – рожь,
Высоко, гордо вскинув
Свой голос молодой,
Границы хуторские
Укрыла под собой.
............................................
На хутор свой Загорье –
Второй у батьки сын –
На старое подворье
Пришел, стою один.
Стою во ржи молочной,
И
так далек, далек
Глухой, чудной, нарочный
Наш хутор-хуторок.
Сошло, прошло, забыто,
Давно, как пыль дождем,
К
земле сырой прибито,
Пластом земли покрыто,
И
дымным цветом жито
Цветет на месте том.»
В
художественном очерке, естественно, автор со своей точки
зрения представляет материал, с которым хочет познакомить
читателей. Но в конкретном случае, который затрагивает
реальные события жизни родителей поэта, он как говорится,
«пересолил», «перебрал». Это связано с тем, что мечты
родителей о жизни в Загорье в 1945 г. просто не могли
возникнуть. Все члены семьи Трифона Гордеевича стали
горожанами в 1936 г., когда окончательно поселились в
Смоленске по желанию сына Александра, которое совпало с
родительским, возвратившись из села Русский Турек Вятского
(тогда Кировского) края, где работали как вольнонаемные
рабочие. Трифон Гордеевич работал в кузнице, Мария
Митрофановна и дочь Анна на предприятии «Заготзерно».
Младшие дети учились в школе.
Семья Трифона Гордеевича и Марии Митрофановны навсегда
рассталась с Загорьем в конце апреля 1931 г. не по своему
желанию, а была безосновательно, никогда не используя
наемную рабочую силу и обладая небольшим хозяйством,
несправедливо зачислена в число кулаков и выслана на Урал.
А. И. Солженицын в «Архипелаге Гулаг» на примере жестокой
трагедии семьи Твардовских рассказал всему миру об этой
жертве коллективизации, как и о миллионах других
крестьянских семей.
Реабилитирована семья Трифона Гордеевича и Марии
Митрофановны Твардовских вместе с шестерыми детьми,
испытавшими на Урале непосильную работу, голод, тиф, полное
истощение и многое другое, 30 января 1996 г. решением УВД по
Смоленской области.
Автор очерка на основании известной фотографии семьи
Твардовских 1916 г., воспроизводимой во многих изданиях А.
Т. Твардовского, называет в числе детей только тех, кто
запечатлен на этом снимке: Сашу в панамке, который стоит
между матерью и отцом. Ваню, на велосипеде, имевшемся для
подобных случаев в фотографии И. Горбунова, Анну на руках
отца и Костю, стоявшего возле отца.
В
1947 г. Мария Митрофановна за семерых детей – пятерых
сыновей и двух дочерей была награждена орденом «Материнаская
слава» III степени.
В
очерке упоминается имя Кости, который будто жил в Рудне и
молча сидел за столом (с. 171). Этот мелкий эпизод тоже
недостоверен. Константин Трифонович закончил войну в
Берлине, был демобилизован из армии в конце 1945 г. и уехал
к жене Евдокии Кононовне на Кубань, где жил до войны. Для
встречи с родителями он приезжал позднее и окончательно
переехал на Смоленщину с семьей в 1951 г., работал и жил в
совхозе «Лонница» Краснинского района. В Рудне никогда не
жил. Если бы за столом был Константин Трифонович, он молча
бы не сидел, о войне он всегда рассказывал много,
содержательно и захватывающе интересно. Как-то его военными
рассказами заслушался Дм. Осин у нас на Запольном и просил
их записывать, так они поразили его своей правдивостью и
живостью.
Автор очерка вероятно видел другого брата – Павла, который
после многомесячного лечения в госпитале под Москвой был
демобилизован по болезни как инвалид первой группы из-за
тяжелой контузии и ранения.
В
конце сентября 1943 г. Александр Трифонович вместе с отцом
поехал на корреспондентском «виллисе» в родные места. На
месте бывшего когда-то хутора нашли окалину от кузницы, свою
сажалку, поросшую дикой травой, возле которой они с отцом
сфотографировались, да рассеченный снарядом ствол «Сашиной»
яблони, у которого Александр Трифонович снялся вместе с
отцом и один сам. Снимки эти известны, особенно тот, где А.
Т. Твардовский стоит у ствола когда-то своей яблони.
Память о Загорье и любовь к нему остались навсегда в стихах
и прозе А. Т. Твардовского и долго жили в воспоминаниях всей
семьи Трифона Гордеевича и Марии Митрофановны.
12.09.2005 Москва
Н. И. Твардовская |
