|
ХУТОР-ХУТОРОК
«Нам только правда ко двору».
А. Т. ТВАРДОВСКИЙ
Без одобрения инициативы
На этих письмах не было грифа «Совершенно секретно», но их в
Починке так тщательно скрывали, что ни один писатель, ни
один журналист (а желающих было много, в том числе и автор
этих строк) не смог не то что сделать ксерокопии, но даже их
прочитать. И только по прошествии многих лет один из бывших
ответственных работников райкома КПСС эти письма отдал мне
со словами: «Передаю в надёжные руки. Может, что-нибудь
когда-то изменится на родине Твардовского».
Поскольку приближается 100-летие со дня рождения великого
поэта современности, нашего славного земляка Александра
Трифоновича Твардовского, наверняка будут составлять
грандиозные планы, значительная часть которых может
оказаться на бумаге, в чём убеждает практика прошлых лет, я
и решил познакомить с письмами Марии Илларионовны
Твардовской. Что касается судьбы музея, хутора Твардовских,
на мой взгляд, лучшего плана и придумать невозможно.
Как известно, 1 сентября 1986 года Смоленский обком партии и
исполком областного Совета народных депутатов приняли
решение о воссоздании мемориального комплекса на малой
родине поэта. Хотя одобрения этой инициативы от вдовы Марии
Илларионовны Твардовской так и не было получено.
Первое письмо райкома партии не сохранилось, но зато есть
ответ Марии Илларионовны.
Письмо первое
«2 августа 1985 года.
Я
хочу поблагодарить Вас от лица всей нашей немалой семьи за
участие, инициативу и заинтересованность, благодаря которым
установлен памятный знак на месте усадьбы Твардовских. По
описанию некоторых очевидцев – участников события – камень
найден внушительный и достойно отмечает памятное место.
До меня доходят слухи о решении восстановить дом и кузницу,
существовавшие до 30 годов. И хотя мне вовсе не хочется быть
гасительницей добрых побуждений починковцев, всё же выскажу
соображения, возникшие не в пользу восстановления усадьбы.
Рассуждая вообще, восстановление несуществующего предмета –
достижимо лишь относительно. К такой работе легко
примешивается тенденция «художественности» и «музейной
заинтересованности». Некая искусственность в идее
«восстановления» усадьбы, безусловно, есть. Прежде всего: о
какой избе, подлежащей восстановлению, идёт речь? Если о
последней, приобретённой в 1930 году или годом ранее, так
Александр Твардовский в ней не жил; если же хотят возродить
хату (которой, теперь было бы примерно 80 лет, возродить в
виде новой избы, в которой будто бы родился поэт
Твардовский, – то это фальш. И, конечно, красноречивее и
впечатляюще будет говорить о нём поле и валун и по праву
представлять ту среду, которая питала поэтическое, дарование
– природу Смоленщины.
Когда реставрируется или восстанавливается усадьба,
например, Некрасова, – создаётся одновременно и некий центр
или филиал для изучения творчества владельца усадьбы, по
крайней мере того периода творчества, который связан с этой
усадьбой. В такой усадьбе имеются и комната, где работал
писатель – его кабинет и библиотечная комната, комнаты для
гостей и многое другое. Словом, здесь есть место для работы.
Восстановленная самым наилучшим образом изба ничего этого не
сулит.
Ну, а если не ставить научных целей, ограничиться
целесообразностью восстановления хутора как места рождения
поэта, его детства, юности и зарождения творческих начал?
Тут тоже не всё просто. Не говоря уже о том, что творчества
здесь было маловато, а часть его была уничтожена самим
автором, главным противоречием остаётся то, что от всего
того добра, которое будет демонстрировать экскурсовод, поэт
предпочёл уйти (даже бежать) во имя иных более необходимых
ему и дорогих для него ценностей. Опять же нельзя не
считаться с той неловкостью, которая неизбежно возникнет при
осмотре достопримечательностей: стоило ли это разрушать,
чтобы восстанавливать теперь.
А
потому не лучше ли те силы и средства, которые
предполагаются на «восстановление», направить на более
близкие практические цели, сосредоточиться на чём-то
существенном, живом, необходимом для жизни? Можно
предположить, что находящаяся в стороне от центра совхоза
восстановленная усадьба Твардовских не может быть
использована – круглый год, тогда как совхозный Дом культуры
может вести круглогодичную работу. Именно клубная работа,
включающая (хотя бы изредка) темы творчества Твардовского и
о Твардовском (воспоминания о нём, популярные статьи о его
поэзии, его письма о литературе, документальные фильмы, уже
созданные о поэте, конкурсы учащихся на лучшее
художественное исполнение стихов поэта, сообщения о
собранных ранее и новых найденных материалах к биографии
поэта и т. д. и т. п.) – такая работа могла бы стать более
полезной и нужной сегодня.
Пусть «восстановление» усадьбы в будущем станет
необходимостью – ИТОГОМ популярности А. Твардовского, а не
началом его популяризация в Починковском районе.
То, что Дом культуры имеет библиотеку, читальню, выписывает
газеты – облегчает задачу. Конечно, нужен грамотный
руководитель таких мероприятий, человек заинтересованный –
вроде П. С. Стародворцева (кстати, «Сельская новь» поместила
столько материалов о Твардовском, что их хватило бы для
лекций на несколько лет).
В
настоящее время пропаганда (если можно так назвать)
творчества А. Т., изучение его наследия, сбор материалов о
жизни и творчестве рассредоточены по «уголкам» школ,
областных музеев, действующих самостийно, не имеющих единого
направления, а проще говоря – цели. Собрали материал в кучу
и успокоились. А для чего он – этот материал лежит?
На днях я отправила в Починковскую школу № 1 книги и
фотографии: там хотят сделать «уголок». Но там работает уже
известный мне по Смоленску человек – Валентина Алексеевна
Станкевич. А ведь скольким «уголкам» были разосланы книги и
фото, и всех их уже нет, и нет посланных материалов. (В
скобках замечу, музей поэта в Починковской средней школе №1,
которая носит имя А. Т. Твардовского, открыт 4 декабря 1985
года, т. е. на днях исполнилось ровно 20 лет. – В. С.).
Если бы в Сельце организовался устойчивый «уголок»
Твардовского, т.е. если бы работа в Доме культуры не
замирала, а время от времени обновлялась свежими темами, это
было бы стоящим делом. Такому делу я согласна помогать:
посылать новые издания Твардовского, фотографии, которые
удастся разыскать.
Для первого случая направляю (простите, что на Ваше имя, так
как не знаю имени заведующего Домом культуры в Сельце) книги
и фото Твардовского. И надеюсь получить Ваш ответ по поводу
того, что составило содержание моего письма.
Доброго Вам здоровья и успехов во всех делах.
М. И. ТВАРДОВСКАЯ.
P.S. Книги отправлены бандеролью».
Такой ответ райком партии не удовлетворил. Незамедлительно
было послано ещё одно письмо. Обратите, пожалуйста, особое
внимание на даты и обещания
«15 августа 1985 г.
Многоуважаемая Мария Илларионовна!
Искренне благодарим Вас за присланные книги и за письмо, в
котором Вы высказываете свои соображения о целесообразности
восстановления усадьбы Твардовских.
Прежде всего, хотели бы сообщить Вам, что в целях
увековечения памяти выдающегося сына земли починковской в
его родных местах по решению обкома партии и облисполкома
сооружён и установлен памятный знак на месте, где стоял дом,
в котором родился Александр Трифонович. Кроме того, после
капитального ремонта Сельцовского Дома культуры в двух его
смежных комнатах открыт литературный музей А. Твардовского.
Изготовлением мемориальной доски для памятного знака
занимались областные научно-реставрационные мастерские. В
оформлении литературного музея активное участие приняли
преподаватели и студенты Смоленского пединститута. Всю
строительную часть на памятном знаке, ремонте Дома культуры
и благоустройстве прилегающей к нему территории выполнили
строительные организации района.
Теперь об усадьбе Твардовских. Мы внимательно прочитали Ваши
соображения о целесообразности восстановления усадьбы и с
пониманием относимся к Вашим сомнениям. Однако считаем, что
можно найти много аргументов и в пользу её восстановления.
На сегодняшний день дела обстоят так. Обком КПСС и
облисполком приняли решение о восстановлении усадьбы,
утвердили проектно-сметную документацию, разработанную
специалистами областных научно-реставрационных мастерских.
Сейчас в цехах мастерских начата работа по изготовлению
строений усадьбы. Затем они будут перевезены и собраны на
месте.
Таким образом, на родине Александра Трифоновича будет создан
комплекс из литературного и мемориального музеев,
действующий круглый год.
Должны сказать Вам, что, со своей стороны, Починковский
райком КПСС и рай-
исполком полностью поддерживают решение обкома партии и
облисполкома о восстановлении усадьбы. Это решение
соответствует пожеланиям литературной общественности и
многочисленных почитателей поэзии А. Твардовского,
выраженным в целом ряде публикаций центральных газет и в
письмах в областные организации Смоленщины.
Известно, что хутор Загорье как «малая родина» поэта
многократно, с любовью и нежным, сыновьим чувством
упоминается в его поэтических и прозаических произведениях.
Память о нём как бы пронизывает всё творчество Александра
Трифоновича. Поэтому не удивительно, что в сознании
огромного числа людей работа по увековечению памяти поэта не
мыслится без восстановления усадьбы.
Мы полностью согласны с Вами, что деятельность создаваемого
комплекса будет зависеть от людей, которые будут там
работать. Поэтому на подбор таких работников, создание им
необходимых условий для жизни и труда будет обращено самое
серьёзное внимание.
Посылаем Вам районную газету со снимками, на которых
запечатлены моменты oткрытия памятного знака и литературного
музея в Сельце.
Ещё раз благодарим Вас за подарок музею, за письмо. Желаем
Вам доброго здоровья, успехов в Вашей творческой работе,
счастья всей Вашей семье».
На что очень быстро пришёл такой ответ:
Письмо второе
«24 августа 1985 года.
Спасибо за ответ. Жаль, что не переубедил он меня. Я так и
не могла признать и принять Ваше убеждение в том, что
восстановление усадьбы Твардовских – наилучшая форма
«увековечения памяти поэта».
Есть и другие формы, даже более массовые и народные:
например, памятник Василию Тёркину – герою произведения и
солдату Великой Отечественной войны. Не лучше ли иметь эту
цель, чем рассредоточивать средства на восстановление того,
что кануло безвозвратно в Лету.
Ваш довод о том, что «в сознании огромного числа людей
работа по увековечению памяти поэта не мыслится без
восстановления усадьбы», на мой взгляд, вызван воздействием
ближайших примеров того, что не побоюсь назвать шаблоном в
мышлении. Сейчас идёт большая работа по восстановлению
бывших родовых гнёзд наших классиков: Блока, Тютчева,
Тургенева, Глинки и т. д. – вот и смолян потянуло в сторону
реставраций и восстановлений. Но ведь есть и разница. Я о
ней писала.
«Малая родина» поэта уже к концу 30-х годов не имела того
значения, которое придаёте Вы ей теперь. Родные места поэт
навещал уже с целью увидеть то новое, что пришло вместе с
коллективизацией и устранением хуторского быта.
На хутор свой Загорье –
Второй у батьки сын –
На старое подворье
Пришёл, стою один.
Стою во ржи молочной,
И
так далёк, далёк
Глухой, чудной, нарочный
Наш хутор-хуторок.
Сошло, прошло, забыто,
Давно, как пыль, дождём,
К
земле сырой прибито,
Пластом земли накрыто,
И
дымным цветом жито
Цветёт на месте том.
Вот почему более соответствует этой нарисованной картине
«поле Твардовского» и камень-валун.
Конечно, работать с пользой – поучительной, педагогической,
назидательной, исторической и иной можно и на таком объекте,
который запланирован Вами. Но, уверена, что будет это
нелегко. Нужны люди и средства. Иначе эта изба просуществует
два-три сезона, т. е. до тех пор, пока продержится запал,
тот энтузиазм, который её породил.
И, конечно, изба эта надолго отодвинет памятник Тёркину.
Ведь в графе «увековечения» уже будет стоять пометка об
исполнении мероприятия.
Всё высказанное не мешает мне пожелать успеха Вашему
«комплексу», а Вам пожелать здоровья и удач во всех
многоотраслевых заботах района. От души желаю Вам, чтобы
исполнилось всё, как Вы задумали.
Ну, а мы подождём. Хотя я лично, наверно, не дождусь
памятника Тёркину или его автору, уверена – то будет.
Будет народный памятник подвигу народа на войне, а не
изба-памятник ушедшему прошлому.
С
уважением, М. И. ТВАРДОВСКАЯ».
То, что сказано Марией Илларионовной, чего она опасалась, то
– увы! – состоялось, несмотря на щедрые уверения-обещания.
Да и «изба-памятник» совсем не та… Впрочем, обо всём по
порядку. 1 сентября 1986 года (спустя год после письма)
обком партии и исполком Смоленского областного Совета
народных депутатов приняли решение о воссоздании
мемориального комплекса. Проектно – сметной документации тем
более не было и в цехах реставрационных мастерских срубы не
изготавливали, а на лесных делянках в Велижском районе
спустя полтора года – с 18 февраля 1987 года. Комплекс из
литературного и мемориального музеев и не думали создавать.
Вот сразу сколько нестыковок!
В
газеты, на радио хлынул поток самой разнообразной
информации. Строительство не начиналось, а будущий музей уже
сравнивался с лучшими литературными местами нашей страны.
Договорились до того, что одна из центральных газет
высказала восторженное предположение: это будет самый
дешёвый музей в мире. Автор, видимо, имел в виду
материальные затраты. Но тут и двусмысленность по отношению
к А. Т. Твардовскому, причём обидная, если не сказать –
оскорбительная: по Сеньке, мол, и шапка... Вот ведь что за
безобидной вроде бы фразой.
Строительство было поручено областной
научно-производственной реставрационной мастерской, которую
считают чуть ли не лучшей в России. Но ведь известно и
другое: специалисты этой организации постоянно допускают
многочисленный непростительный брак (для примера взять хотя
бы реставрацию крепостной стены в Смолен-
ске).
Как шло создание мемориального комплекса, можно рассказывать
очень долго. Пусть пока это хранится в моем архиве –
многочисленные фотонегативы, магнитофонные записи, дневники.
Сегодня стоит совершенно другая задача. Скажу только, что
многое горе-реставраторы упрощали до абсурда. Например,
тощие соломенные снопы «обмолачивали» …колёсами автомашины,
а «ровняли» их… обычным топором. Как кровельный материал они
уже просто-напросто не годились. И расценки какие-то «среднепотолочные».
Представьте: за 10 дней работы пожилому человеку, хорошему
специалисту Василию Дмитриевичу Савченкову (моему
однофамильцу), за кровлю дома, что он там елозил,
применял-подгонял-подбивал, насчитали… 9 рублей с копейками
(от такого «заработка» он, разумеется, вежливо отказался), а
за рытьё колодца спецам отвалили более двух тысяч рублей.
Там работали два дня, но, правда, втроём.
К
21 июня музей не открыли, но срубы поставили, обрешетили,
накрыли рубероидом. Все улеглось, успокоилось. После
праздника вроде и строительство приостановилось – целый год
до очередной годовщины поэта, спешить некуда. Что скрывать,
мы большие мастера по юбилеям, по круглым датам. А осенью –
непонятный, самый настоящий штурм начался.
Не было электросвета, не работало отопление, акты ещё не
были подписаны о сдаче, а будущие экспонаты чуть ли не
силком вселяли в будущий музей. Потом столько раз назначали
даты открытия, что я, признаться, со счёта сбился…
31 декабря 1987 года (ещё один примечательный факт!) был
подписан акт приёмки. С января пошла зарплата работникам
музея, но музей долгое время не работал. Официально не
работал, хотя редко какой день обходился без экскурсий. Да и
как могло быть иначе? Из областного музея-заповедника хоть и
получено грозное «не пущать!», но люди-то приезжали. Со всех
концов страны. Целыми делегациями. Писатели, преподаватели,
студенты, учащиеся, журналисты, работники кино и
телевидения. Не поворачивать же их обратно, не ссылаться же
на бюрократические увёртки и приказы. А тут ещё наши,
починковские, чуть ли не каждый день редакционные телефоны
осаждали: «Когда откроют музей? Помогите организовать
экскурсию, провести на хуторе открытый урок литературы». Что
на это ответишь?
До официального открытия музея (19 июня 1988 года) здесь
побывало немало журналистов различных центральных
периодических изданий, всё они, конечно, видели своими
глазами, на любой вопрос им могли бы честно ответить, но в
набор почему-то шли только самодовольные, восторженные,
«усыпляющие» отчёты. Кстати, такие материалы до сих пор
публикуют. Подобный «ура-патриотизм» никогда не принесёт
пользы, каким бы маслом не маслили. Читатели, общественность
– все должны знать объективное положение. Иначе какая
гласность? «Нам только правда ко двору». А правда такова:
музей открыли и успокоились. Буквально на следующий год, в
июне 1989-го, в районной газете «Сельская новь» был
опубликован мой материал «Ау, писатели России!». Кроме
четырёх смоленских писателей, на праздник поэзии не приехал
ни один литератор страны! В 1990-м – не было и смоленских
писателей, в т.ч. лауреатов. Трудно поверить, но это факты
неопровержимые и легко доказуемые.
Единогласно, но напрасно
Трижды Твардовские ставили дома на бывшей пустоши Столпово,
использовали брёвна старых построек, в дело шла и осина. И
всегда постройки были только покупные, далеко не первой
свежести, как в таком случае говорят. Первый дом поставлен в
1909-м. Как это происходило, рассказывает старший брат поэта
Константин Трифонович Твардовский: «Недалеко, верстах в
трёх, с молотка продавалось имущество разорившегося помещика
в имении Петрово. Предлагались на продажу и сараи разные –
сенные, каретные, хозяйственные. Отец купил там скотный
деревянный сарай, не новый, но довольно крепкий, на дубовых
столбцах. Из него собрали дом жилой и почти все постройки:
сарай, колодец, гумно. Хатка была семь на семь аршин,
собрана в шулу: брёвна в углах закладывались в пазы столбов…
В 15-м году у нас появилась новая хата, в три окна, с
небольшим крыльцом. Раньше у нас вместо крыльца чурбак
стоял» («Монологи Твардовских». – Починок. –1996. – с.
24–25, 28). В том доме, в котором жил А. Т. Твардовский до
отъезда в Смоленск, поставленном в 1915 году, «пришлось
прибегнуть к полатям, чтобы разместить семью в восемь душ»,
– вспоминал К.Т. Твардовский. – Летом 1929 года продали
старую хату, добавили денег и купили у соседа более новую и
размером значительно больше нашей».
Постройка времён проживания здесь Александра Трифоновича,
хочу подчеркнуть, была и меньше и малопривлекательнее на
вид. Сейчас весь хутор из отборной сосны. В теперешнем
варианте хутор воспроизводит усадьбу 1929 года. В таком доме
(теперь уже в четыре окна. – В. С.) А. Т. Твардовский был
лишь в качестве гостя.
Но и то наш современник, особенно молодой, посмотрев на эту
обстановку, может наглядно представить, как мало было нужно,
чтобы огульно записать в кулаки и репрессировать огромное
количество крестьян, на каком жиденьком фундаменте
выстраивалась не подлежащая оправданию историческая
несправедливость. В этом смысле я бы рассматривал хутор
Твардовских и как своеобразное наглядное пособие к уроку
истории.
Музей работает с 19 июня 1988-го, но ещё не достроен до
конца. Нет гумна, овина с подовином. Нет даже их макета,
хотя такая возможность была. Сельскому труженику объяснять
не надо, насколько это важно. Можно было бы соорудить и
недостающий погреб. Да что говорить, настоящей кровли здесь
как не было, так и нет. До сих пор. Настоящая соломенная
крыша обычно служила хозяину лет 40-50, не меньше, а тут
года через три пришлось срочно латать проплешины на избе,
затем менять кровлю на скотном дворе, а на сарае и вовсе
вместо соломы использовать только рубероид. А ведь изба
Твардовских, другие постройки были покрыты дором. Читайте
«Родину и чужбину» А. Т. Твардовского (выделяю потому, что с
таким названием вышла в свет книга воспоминаний его младшего
брата, из-за чего подчас бывает полная неразбериха. – В.
С.).
Хотя ещё можно кое-что исправить. Например, Иван Трифонович
по моей просьбе сделал, а затем 16 декабря 1994 года подарил
рисунок гумна второй половины 20-х годов, который никогда
нигде не был опубликован. Размеры действительно впечатляют.
На рисунке автор их обозначил собственноручно: «ширина 9
метров, длина – 18, высота стен – 4, высота по крыше до
конька примерно 8-9 метров. Ток по ширине не менее 4 метров
и по длине (под крышей до овина), т. е. от ворот вглубь, –
12-14 метров». Располагалось гумно недалеко от колодца, до
теперешней шоссейной дороги, т. е. на музейной территории. У
меня в архиве имеется также рисунок овина с подовином. И. Т.
Твардовский к этому рисунку сделал такой поясняющий текст:
«В те далёкие годы непременно был овин с подовином, где
производилась сушка снопов прежде чем их обмолачивать
цепами. Размеры бревенчатого корпуса овина: высота около 5
(пяти) метров, стороны из бревён дл. тоже 4,5-5 м.
Подовин – углубление не менее 2-х метров (яма), где
находилась печь из кирпича. Размеры печи в подовине равны
(примерно) 1,5 х 1,5, по высоте , пожалуй, 1,6-1,8 м».
Так что дипломники, скажем, СГПУ макеты гумна, овина с
подовином могут и сейчас выполнить.
Что построили, для нас самих до сих пор загадка. Обратите
внимание на вывеску: «Мемориальный музей А. Т. Твардовского
на хуторе Загорье». Итак, музей А. Т. Твардовского. Как же
тогда понять, что ни одной личной вещи поэта в этом музее до
сих пор нет? Музей поэта без поэта – что может быть более
абсурдным? Далее. «На хуторе Загорье». Хутора с таким
названием никогда не было.
И
вновь обращаюсь к А. Т. Твардовскому. Из «Автобиографии»:
«Родился я в Смоленщине, в 1910 году, 21 июня на хуторе
пустоши Столпово (выделено мной. – В. С.), как назывался в
бумагах клочок земли, приобретенный моим отцом Трифоном
Гордеевичем Твардовским, через Поземельный крестьянский банк
с выплатой в рассрочку».
Знакомлю с выдержкой из «Рабочих тетрадей 60-х годов»
(«Знамя». – 2004. – №4. – С. 170):
«Загорьем мы именовались не совсем законно, но отцу не
хотелось числиться за чисто мужицким Столповом. А Загорье –
это были Гриневич, почти помещик, около 100 д(есятин),
Березовские – тоже многоземельные, дом под железной крышей,
Худолеевы («Мартынёнок»)».
Ещё один убедительный документ. В церковной книге села
Язвино Ельнинского уезда, где 9 июня 1910 года был крещён
Александр (родился он 8 июня, по старому стилю), есть запись
о его родителях: «Лобковской волости дер. Столпова
крестьянин Трифон Гордеев Твердовский и законная жена его
Мария Митрофановна» (фамилия с давних пор встречается в двух
вариантах – с буквами «а» и «е», с ещё армейских документов
деда поэта – Гордея Васильевича, который с 28 мая 1854 года
служил бомбардиром в Польше. – В. С.).
Как известно, хутор Твардовских почти 75 лет назад стёрт с
лица земли (сразу же после выселения Твардовских постройки
растащили жители окрестных деревень – в местный колхоз и на
подсобные помещения Белохолмской школы, а не сожгли в годы
Великой Отечественной войны, как нередко ещё пишем до сих
пор). Так что сейчас можем и должны вести речь о новом
строительстве, в чистом поле.
За основу создания музея почему-то безоговорочно, как
говорили совсем недавно, единогласно был взят только макет
И. Т. Твардовского. Обсудить этот вопрос всё-таки стоило,
потому что конечная цель ясна каждому – создаём музей
Александра Трифоновича Твардовского. И фундамент для этого
был основательный – макет первого дома Твардовских находится
в литературном музее Смоленского педагогического института,
сделан он выпускником этого вуза под руководством старшего
брата поэта. Правда, там вход в дом не на месте и печная
труба почему-то не над избой, а над скотным двором. «Не
хотел дипломнику хлопот прибавлять»,- честно признавался
Константин Трифонович, который по моей просьбе составил
схему (чертёж) этого дома и сделал подробное описание. В
моём архиве имеется и рисунок первой постройки.
Как я понимаю, Иван Трифонович и не ставил своей целью
создать музей брата. Избу 1909-го он просто-напросто не мог
помнить (родился в 1914-м). И о второй имел настолько
смутное представление, что, несмотря на многочисленные
просьбы починковцев, мои в частности, не сумел ни словесно
описать, ни тем более сделать хотя бы карандашный набросок.
Его память всё время возвращала к «раскулаченной» усадьбе,
когда Александр уже был на вольных хлебах в Смоленске.
Поэтому, обходя эту весьма деликатную тему, некоторые
писатели на литературных праздниках поэзии А. Т. Твардов-
ского умудряются находить какие-то новые эпитеты,
определения и сравнения. Например, Станислав Куняев и
Владимир Крупин, хотя и присутствовали в разные годы, этот
новодел назвали музеем раскрестьяненной избы.
Неплохо бы определиться – что же всё-таки построили и как
дальнейшую работу развернуть. Только тогда, на мой взгляд,
можно обновлять и совершенствовать экспозиции. Если это
музей поэта – одно направление. Если музей семьи Твардовских
– другое. А так, считайте, 18 лет топчемся на месте. Музей
мог бы и должен пополняться предметами быта того времени,
новыми публикациями и исследованиями о творчестве и жизни А.
Т. Твардовского, архивными материалами.
Похоже, нет твёрдого ориентира и у тех, кто начинал
строительство, под чьим руководством эта работа ведётся до
сих пор. Иначе чем объяснить, что в 1993 году, без
оформления документов, даже в обход Ивана Трифоновича
Твардовского сотрудники Смоленского государственного
музея-заповедника увезли мебель из служебного домика и
весьма ценные экспонаты из музея: часть книг, без которых
трудно представить круг литературных интересов Твардовских,
и швейную машинку «Зингер» (на такой Мария Митрофановна
обшивала всю многочисленную семью). После неоднократных и
настойчивых просьб машинку вернули через два года – к
85-летию со дня рождения поэта, а вот мебель и книги так и
остались в Смоленске.
Мне вообще непонятно, почему только с 1994 года доверили
руководство музеем Ивану Трифоновичу Твардовскому (в 80
лет!), по сути, создателю. Были бы незаурядные организаторы,
страстные почитатели таланта поэта – тогда другое дело, а то
за-
езжие, нередко равнодушные, безынициативные, а иногда такую
бредовую «идею» хотели претворить в жизнь, что и сказать-то
неудобно: заасфальтировать дорожки на… музейной территории,
забетонировать пол в скотном дворе, чтобы ссыпать … зерно
(из Смоленска предлагали открыть здесь… фермерское
хозяйство!). Сколько времени утекло, сколько за это время
можно было бы полезного сделать!
Несколько слов о водоёме, который всегда украшает
прилегающую территорию, музейную тем более. Здесь он
совершенно инородное тело, наша боль и стыд. Стыд перед
Твардовскими, перед историей, перед туристами. Стыдно не
только перед соотечественниками, но и зарубежными гостями –
здесь побывали польский посол, венгерская и болгарская
журналистка, болгарский министр культуры, переводчик поэмы
«Василий Тёркин» Вылко Вылчев. Все эти годы водоём
представляет собой обезображенную, пустую яму – в нём
никогда нет воды. В своё время его Твардовские вырыли
вручную, а в районе имелось несколько мелиоративных
организаций. В такой сажалке (только соседской) Александр
научился плавать, и это занятие полюбил на всю оставшуюся
жизнь, нередко с купания начинал свой ранний рабочий день,
когда жил в Пахре. Водоём – не только красота, а и всегда
противопожарная безопасность. Мы должны помнить, что музей
построен в чистом поле, бревенчатый, можно сказать, с
пороховой крышей. Это не просто слова-предостережения.
Госпожнадзор уже делал свои предписания, беда однажды уже
могла случиться из-за неисправности электропроводки. К
счастью, пронесло.
Поскольку история хутора противоречиво освещена в печати, а
некоторые моменты биографии поэта затянуты ряской молчания и
искажений, научным сотрудникам предстоит более тщательно
поработать с авторитетными источниками. Хотя могли это
сделать и намного раньше, когда были живы Твардовские –
Константин Трифонович, Иван Трифонович, Анна Трифоновна.
Надо сделать так, чтобы поклонники творчества великого поэта
современности, именно здесь, на его родном подворье, в
полной мере почувствовали притягательную силу его поэзии,
чтобы каждый из них открыл для себя своего Твардовского.
Одно дело – изучать по книгам, по литературоведческим
статьям и воспоминаниям, совсем другое – пройти по его
родной земле, постоять у дома, кузницы, колодца. Недаром
ведь говорят: лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.
Да и опыт других музеев, литературных мест нашей страны
никогда не был лишним.
Конечно, у нас нет такого талантливого пропагандиста
творчества поэта, как, скажем, был в Пушкиногорье Семён
Степанович Гейченко. Но нам надо же тянуться к этому,
равняться на лучшее, учиться, в конце концов, а не
уподобляться роли ключников – открыл-закрыл.
Более двух лет я работал над составлением карты-схемы
усадьбы Твардовских (впервые опубликована в Починковской
районной газете «Сельская новь» 18 июня 1989 года). Без
моего согласия её сразу же поместили в музее (автор не
указан, к тому же эта карта не совсем точна). Казалось бы,
программа к действию сотрудников музея. Но что
восстановлено? Любой приезжающий, видимо, настраивается на
прогулку по дорогим литературным местам: Белой и Жёлтой
горкам, Полю под дубами и т. д. Ничего этого нет – ни горок,
ни дубов, ни поля... Под музей отведено лишь 2,6 гектара
земли, а Твардовские имели более 12 гектаров. Трудно
восстановить по готовой карте-схеме границы усадьбы, хотя бы
обозначить её межевыми столбцами? И. Т. Твардовский всё бы
рассказал, показал, помог. Не задумались, не обратились,
хотя районная газета к этому призывала. Теперь что-то
восстановить будет намного сложнее. Хотя для работы по
межеванию условия есть – совхоз «Починковский»давно приказал
«долго жить» и почти вся вокруг музея территория бросовая,
поросшая, как писал тогда ещё, в марте 78-го, в своём очерке
В.В. Дементьев, «волчьим мелколесьем»...
Насколько это важно – воссоздать усадьбу в полном объёме –
можно судить и по правительственным документам. Например, в
начале июня 1996 года тогдашний премьер-министр России В. С.
Черномырдин подписал решение об определении границ
музея-заповедника А. С. Грибоедова «Хмелита» на Смоленщине и
выделении средств из федерального бюджета на восстановление
паркового ансамбля. Речь шла о площади несравненно большей –
в 24 633 гектара!
Кстати, об аллеях, о посадках деревьев. Гордость музея –
берёзовая роща. 8 мая 1987 года под руководством А. П.
Якушева 10 сотрудников музея-заповедника принесли 3–5-летние
саженцы из сельцовского леса и вот такая красотища
получилась. Аллея на хуторе Твардовских была. Посадкой
занимался Трифон Гордеевич с сыновьями Константином и
Александром.
Анна Трифоновна Твардовская, сестра поэта, вот что мне
дословно сказала (привожу диктофонную запись):
«... наша усадьба никогда в чистом поле не была, как сейчас.
Раньше «леса, поля и взгорья». Сейчас их в помине нет. Нас
всегда окружала природа, и мы от души радовались. Не было и
асфальтированной дороги. Но коль она имеется, неплохо бы
вдоль шоссе посадить деревца. Всякие. И берёзки, и ёлочки, и
липки, и осинки, и дубки – породы тех деревьев, которые у
нас на усадьбе были и которые радовали глаз. Каждого
приезжающего сюда ещё в дороге это настраивало бы на
определённый лад».
Этот разговор с Анной Трифоновной состоялся в смоленской
квартире в Запольном переулке при участии преподавателя
Починковской средней школы № 1 имени А. Т. Твардовского,
заслуженного учителя России Валентины Алексеевны Станкевич,
неутомимого краеведа и пропагандиста творчества великого
поэта-земляка. Это по её инициативе в Починковском районе
было принято постановление о закладке аллеи Александра
Трифоновича Твардовского на его родине.
Вдоль шоссейной дороги Сельцо – Радышково теперь растёт
свыше 2000 саженцев из старинного станьковского парка, с
бывшей дворянской усадьбы Лесли.
Ни в коем случае нельзя приуменьшать значение этого события.
Пройдёт всего несколько лет, и аллея Александра Твардовского
будет весело приветствовать, радовать каждого путника. Но
если посадки деревьев, как говорят, дело наживное, то как
быть с экспонатами, с книгами? Об этом я говорю с болью в
душе. Александр Трифонович Твардовский не только приезжал на
свою родину, но и выписывал для земляков газеты и журналы,
дарил книги. В качестве дара Сельцовской библиотеке была
преподнесена значительная часть его личной библиотеки,
причём с карандашными пометами самого А. Т. Твардовского на
полях, – поистине золотыми россыпями, чем мог бы гордиться
любой музей страны. И вот, представьте себе, при непонятных,
каких-то совершенно загадочных обстоятельствах всё это
однажды исчезло, за исключением нескольких книг, которые
сумел каким-то образом спасти бывший директор местной школы
и организатор школьного музея С.С. Селифонов.
Дважды на родину поэта приезжали группы сотрудников журнала
«Новый мир», которому А. Т. Твардовский отдал 16 лет своей
жизни. К 80-летию со дня рождения поэта они преподнесли
землякам дар журнала «Новый мир» – 3462 книги, из них 447
книг собрано сотрудниками и авторами этого журнала.
Несколько произведений с автографами подарил Сергей Павлович
Залыгин, редактор «Нового мира», ныне покойный. Не знаю, у
кого как, а у меня лично возникают большие сомнения по
поводу сохранности драгоценного подарка. Кроме того, считаю
более целесообразным хотя бы часть этого дара, хотя бы книги
новомирцев «переселить» в служебный домик музея, который
влачит сиротское существование.
В
1985-м в Сельцовском Доме культуры студенческий отряд
«Муравия» Смолен-
ского педагогического института под руководством доктора
филологических наук Г. С. Меркина создали прекрасный музей
А. Твардовского, который затем почему-то стали называть
«Василия Тёркина». Но дело даже не в этом. За 20 лет здесь
так и не подготовили ни одного (!) экскурсовода. Музей
практически никогда не работал. А итог плачевный. По
признанию самого Геннадия Самуйловича Меркина, из этого
музея бесследно исчезли сотни редких документов.
Если посмотреть со стороны, то родина поэта вниманием вроде
бы не обделена. Несколько раз здесь были делегации
писателей, учёных-словесников, приезжали сотрудники журнала
«Новый мир», космонавты, зам. министра культуры РСФСР, а в
начале 1990 года – Председатель Верховного Совета СССР А. И.
Лукьянов, который на протяжении многих лет хорошо знал А. Т.
Твардовского, к тому же его дед родился в Злотове, примерно
в семи километрах от родины поэта. Что говорить, большие
надежды починковцы возлагали на эти визиты, встречи. Но
никто не захотел вникнуть в проблемы, которых со временем не
только меньше не становится, но и растут они, как снежный
ком.
Крикливые лозунги и программы, наверное, въелись в нас, как
в шахтёрское тело угольная пыль. Что ни программа, то
обязательно возрождение. Сколько лет пишем о возрождении
смоленской деревни, теперь начали говорить о возрождении
России, о фермерстве, о хуторской системе, о чувстве хозяина
на земле и т. д. Цель прекрасная. Но грош цена всем
программам, если мы сами рубим сук, на который садимся, если
мы не можем, а вернее сказать, не хотим общими усилиями
возродить один-единственный музейный хутор на Смоленщине.
Ведь не просто о стенах и крышах идёт речь – о возрождении
духовном, а оно без Твардовского, его как раз духовного,
творческого наследия, ущербно, неполноценно.
Особо подчеркну: это наша, смолян, инициатива – воссоздать
Всероссийский туристический маршрут, никто нас в шею не
гнал, наоборот, из Москвы притормаживали, правда, по другим
уже причинам. Так почему же бросили дело на полпути? Когда
же хутор станет магнитом, притягательным маяком культуры,
крупным духовным центром? Пора бить в колокола тревоги.
Давно пора. Молчание в данном случае безнравственно. А в
заповедном уголке Твардовских по-прежнему гнетущая,
тревожная, щемящая тишина...
С
миру по нитке…
И
вновь о неизбежности: через четыре с половиной года
100-летний юбилей Александра Трифоновича Твардовского. И
подойти к нему надо со всей ответственностью, чтобы этот
праздник, наконец-то, получил Всероссийский статус.
Когда пытаются всё свести к денежным проблемам, мне всегда
на ум приходит такая мысль: почему бы не издать полное
собрание сочинений А. Т. Твардовского или академическое его
издание, цену повысить (сейчас это делают сплошь и рядом), а
полученную за счёт этого сумму перечислить в фонд музея на
родине писателя? Идея не новая. Именно с такой целью был
издан шеститомник Фёдора Абрамова в издательстве
«Художественная литература». Может, и вовсе полностью
выручку от издания отдать музею, землякам? Тем более и Дом
культуры, построенный в 1962 году на средства поэта, где
сейчас размещается музей Василия Тёркина, требует ремонта.
А. Т. Твардовский, его отчая земля давно этого заслужили.
Впрочем, достойного внимания к поэту и при жизни не было
даже на Смоленщине. Вот говорят (а иногда и пишут), что
Твардовского руководители области всегда принимали по самому
высшему разряду. Позвольте не согласиться. Для поэта главное
не выделить автомашину, начальственное сопровождение,
извините, обильно выпить-закусить, что обычно и делали, а
организовать встречи с широкими аудиториями. Без
преувеличения очень многие хотели бы с ним встретиться,
послушать не только стихи, но и размышления о литературе, о
жизни вообще, да и просто увидеть. Его «сопроводители» о
приезде великого земляка даже не сообщали нам, землякам,
даже родственникам, ни единого телефонного звоночка в
редакцию газеты… Каждый приезд на родину был так засекречен,
словно это большая государственная, военная тайна. Вот уж
действительно «высший разряд»! А как тяжек был хомут
редактора, поэта, мы только теперь начинаем понимать – по
«Рабочим тетрадям», дневникам, которые он писал всю свою
жизнь…
Печалит и то, что с дочерьми поэта никак не можем (или не
хотим) найти контакт (истинным любителям таланта А. Т.
Твадовского они охотно отвечают, поддерживают тесную связь с
починковцами), определиться с премией поэта, с гласным
обсуждением кандидатур. Неизвестны члены жюри. Неизвестны
биографии лауреатов, что, на мой взгляд, является одним из
главнейших условий на соискание литературных премий. Более
того, такой справки не даёт и Союз писателей России (пока
это прерогатива только этого творческого Союза).
Не представляю выпуск энциклопедии «Александр Трифонович
Твардовский», которая с 2000 года находится в производстве,
без Валентины Александровны и Ольги Александровны.
Думаю, стоит подумать и о том, чтобы на Смоленщине создать
общество любителей поэзии А. Т. Твардовского, которое бы
занималось не только пропагандой творчества великого
Мастера, но и координацией работы по увековечению его памяти
на Смоленщине.
Два десятка лет ведём речь об установлении памятника А. Т.
Твардовскому на его родине. В прошлом году газеты писали,
что к 90-летию в Починке обязательно установят стеллу.
Писали, а что на поверку вышло? При таком подходе и к
100-летию ничего не будет. Руководству области надо сказать
прямо и честно: хотим, но денег нет. Если это действительно
так, то у меня лично есть надежда, что откликнутся
общественность, предприниматели. Мы знаем несколько
замечательных памятников, установленных по доброй народной
воле, в том числе памятник А. Т. Твардовскому и его
литературному герою Василию Тёркину в Смоленске.
Нет никакого сомнения, что праздники Твардовского будут
регулярными и, что особенно хочется подчеркнуть,
Всероссийскими, как праздники на родине Пушкина, Некрасова,
Тютчева, Есенина, Шукшина, Глинки. Только надо определиться
в точной дате проведения (каждый год даже земляки за неделю
не знают о точной дате его проведения). Надо приложить
максимум усилий, чтобы музей по-настоящему ожил, чтобы
каждый уголок этой неброской земли заговорил стихами
Александра Трифоновича Твардовского. На территории музея
можно и нужно установить планшеты со строками о родительском
доме, кузнице, баньке, сеновале и т. д.
А
какие экскурсии без живого голоса поэта? Этих записей не так
уж и мало, как может показаться на первый взгляд. Весьма
существенную помощь, думается, может оказать фонотека
телерадиокомпании «Смоленск», универсальной областной
библиотеки, да и автор этих строк не будет в стороне.
Я
уже не раз говорил и сейчас скажу: не гоже быть в роли
стороннего наблюдателя и лауреатам литературной премии имени
А.Т. Твардовского (на сегодняшний день их 36, треть из них
смоляне). Кстати, областная администрация старается повысить
престиж этой премии – сейчас она выросла ровно в два раза. В
последние годы вручение происходит на родине поэта, у
памятного знака. Это отрадно. Но что приходится наблюдать?
То в непотребном виде земляка-лауреата, который сейчас живёт
в первопрестольной, а то и вовсе отсутствие новоиспечённых,
что было и в нынешнем году. Вот им бы, лауреатам, стоит хоть
капельку пошевелиться, поучаствовать в разработке плана к
грядущему 100-летию, оказать хоть какую-то конкретную
помощь, отработать-таки аванс столь высокой оценки.
И
обязательно посоветоваться с общественностью, может быть,
этот вопрос вынести на Народный Собор. Тогда любое дело мы
претворим в жизнь.
С
самыми добрыми пожеланиями
Василий САВЧЕНКОВ.
г. Починок. |
