Владимир Макаренков

 

 

 

С небесным дном сцепленье

 

 

* * *

 

Ты рукой легко взмахнёшь, –

Мол, привет!

И как будто всколыхнёшь

Взглядом свет.

 

К сердцу верный путь найдёт

Лучик – взмах,

Взгляд улыбку отопрёт

На губах.

 

И наполнит при ходьбе

Радость грудь.

Я в ответ махну тебе:

«В добрый путь!»

 

Обесценил наш словарь

Камнепад.

Нам дороже, чем слова,

Взмах и взгляд.

 

* * *

 

 «Люблю…», – не ново, плагиат.

Но повторю я грешный:

Люблю восход, люблю закат,

Как щебет из скворечни!

 

Люблю, когда ветра шутя

Доводят лес до дрожи,

Когда жемчужины дождя

Блестят на ствольной коже!

 

Люблю течение воды!

С небес и в древних руслах.

Когда с небес, тогда видны

Все струны в водных гуслях.

 

Не хуже и речной покой.

Тиха волна у плеса.

Слышны над утренней рекой,

Как взмахи крыльев, весла.

 

Магический магнит воды!

Но и не меньшей силы

Магнит, что притянул цветы

На бугорок могилы.

 

Цветы слагают на свету

Свое живое слово

И выражают красоту

И смысл всего живого.

 

Ну а снега? Люблю снега –

Скрипучести скопленье!

При шаге чувствует нога

С небесным дном сцепленье.

 

И солнце жаркое люблю –

Животворящий атом!…

И разве сердце я кормлю

Бездарным плагиатом?!

 

Журавли

 

Хотя и поздно открывает солнце ставни,

Тепло последнее приветливо даря,

Легко и чисто на душе, на диво славны

Деньки прощальные в светлице октября.

 

Вчера в лесу я слышал гомон журавлиный.

А нынче в полдень над примолкнувшей землей

Он зазвучал с небес, как русский дух былинный,

В душе давно уже рассеянный золой.

 

И я стоял, смотрел вослед свободным птицам,

По зову рода покидавшим милый край,

Смотрел и думал, весь открытый небылицам:

«Так и душа однажды закурлычет: „В рай!“»

 

И час наступит мой: прощаться с синей далью,

И с красным солнышком, и с криком журавлей,

До слез наполненным пронзительной печалью

О невозвратности прошедших чудных дней.

 

И стало так тревожно наблюдать, как тает

Неровный клин… Как исчезают журавли!

И вздрогнул я… и замахал рукой вслед стае…

В последний миг застывшей на краю земли.

 

 

Домовой

 

В окно пахнет машинной гарью,

Асфальтом, пылью с мостовой.

А там, за пригородной далью,

Живет знакомый домовой.

 

На дух квартиру не выносит,

С ее комфортом, и при том

Живет, – ни есть, ни пить не просит,

И сторожит мой дачный дом.

 

Растают шубы из снежинок,

Весна начнет свое шитье,

И я уже спешу, как инок,

В уединенное жилье.

 

Земля – икона, крест – лопата.

Душа да не сгорит в аду!

Как искренней молитве, рада

Тысячелетнему труду.

 

А домовой уж топит печку

И чайник греет на плите,

И в склянке зажигает свечку –

Звезду раздумий в темноте.

 

Пусть блажь моя не станет плахой!

В конце концов, я не слепой.

Я, наклонившись над бумагой,

Веду беседы сам с собой.

 

Но всякий раз душа готова

К обману, правды не моля.

Ведь что за дом без домового!?

И что без сказки за земля!?

 

 

Дальнобойщик

 

Дальнобойщикам трассы Минск – Москва,

маршрут Россия – Европа

 

Фур груженых перегонщик,

Одиночка автоволк,

Шоферюга, дальнобойщик,

Верный подданный дорог.

 

Прочный руль – марионетка,

Да надежды полной нет, –

Слева – белая разметка,

Справа – впадиной кювет.

 

День иль ночь, – газуешь в даль ты,

С хромотцой на тормозах.

Блеск наждачного асфальта

Отражается в глазах.

 

Дождь иль снег листает сонник

За мутнеющим стеклом, –

Раз и два – стирает дворник

Сон и грязь, как рукавом.

 

Колдыбает вновь дорога.

Все, отгладил автобан!

Эх, дорожная морока

Через месяц – не фонтан!

 

Ты, мотор, фальшивой ноты

Не ищи, уже смешна!

Ждут тебя гараж и отдых,

Дальнобойщика – жена.

 

 

* * *

 

Цветы по подоконнику

Сползают на карниз,

На уличную хронику

Взирают сверху вниз.

 

О, красота момента!

Но улица шутя

Бежит, как кинолента

С катушек бытия.

 

Уму непостижимо,

Кому какой резон,

Что жизнь неудержимо

Скользит за горизонт!?

 

А здесь в просторной комнате –

Спокойствие, уют,

Как ленты улиц в городе

Одни часы бегут.

 

Секунды вперемешку

С минутами – тик-так,

Как будто бы в насмешку:

Все в комнате не так.

 

Но звездочки над месяцем

Зажгутся, как зрачки,

Процокают по лестнице

В подъезде каблучки.

 

Дверь настежь распахнется,

Сквозняк-веретено

По комнате метнется

И выскочит в окно.

 

Цветы качнут головками,

Как будто скажут той,

Что цокала подковками:

«Остановись, постой!

 

Ты помнишь, время было

Из солнца и дождя?

Как ты его любила!

Как он любил тебя!

 

А город, как в прострации,

Дыхание тая,

Был задней декорацией

На сцене бытия».

 

 

* * *

 

            – Да?

            – Нет!

            – Да?

            – Нет!

– Ну, давай погасим свет

И придвинемся поближе,

Ведь не виделись сто лет!

 

            – Нет?

            – Да!

            – Нет?

            – Да!

Мы расстались навсегда

Жизнь тому назад!…

– Я знаю,

Только это ерунда!

 

            – Да?

            – Да!

            – Да?

            – Да!

Ерунда и не беда!

Ведь бывают беды хуже,

Вроде страшного суда!

 

            – Нет!

            – Нет?

            – Нет!

            – Нет?

– Мы с тобой с чужих планет.

Перед разными богами

Нам потом держать ответ

 

 

* * *

 

Рыхлый, хрусткий белый снег.

Звезды в синем абажуре.

Теплый мех, девичий смех…

Жизнь, как надо, – все в ажуре!

 

Десять, двадцать, тридцать лет

Пролетели белым снегом.

Тот же синий звездный свет.

Но уже над новым веком.

 

Мне из всех моих утех

В том, что жизнь – живое тленье,

Полюбился больше снег,

Как иное измеренье.

 

Теплый мех, девичий смех.

Снег хрустит и снег искрится.

Только этих нет и тех.

На свету чужие лица.