Ирина Аронова

ГДЕ ТЫ, ГДЕ ТЫ, СЫН НЕБА…

Маленькая повесть  

Глава 1. 1941

– Только тебя здесь не хватает!

Тётка Александра была так ошеломлена её неожиданным появлением, что даже не предложила войти. Девочка стояла на пороге, с рюкзаком за спиной. Растрёпанная, в мятой матроске, готовая заплакать.

– В такое время – одна! Где твоя мать?

– Мама записалась на фронт, а меня послала к вам. У нас бомбят. Ведь Москву не будут бомбить?

С того момента, как мама посадила её в товарный вагон, прошло меньше суток, а ей казалось, что целая вечность. Прежняя жизнь осталась где-то далеко, далеко...

– Так что же ты стоишь? – спохватилась тётка Александра, – прохо­ди, раз приехала. Давай твой мешок.

Она ввела Инку в комнату со знакомыми обоями, овальным зеркалом между окон и книжным стеллажом во всю стену.

– И как же это твоя мать сообразила отправить ребёнка одного, в Москву, в такое время? Хотя на неё это очень похоже! Всегда была склонна к легкомысленным поступкам.

– Как же вы не понимаете: мама записалась на фронт! А меня куда? Ведь кроме вас, у нас никого нет! Война скоро кончится, я уеду.

 – Москву бомбят, сегодня ночью была тревога. Твоя сестра со вчерашнего дня не появлялась дома, дежурит на крыше. Иди, вымойся с дороги, поешь, а я вынуждена тебя оставить. Срочно вызывают в шко­лу. Вернусь – поговорим.

Инка осталась одна. Выпила чаю с бутербродом, села у окна. Посмотрела вниз: знакомый квадратный, как колодец, московский дворик, несколько небольших кустов сирени, скамейка. Если выйти на улицу и идти к перекрестку, увидишь зоомагазин. Там продают рыбок и сухой корм – дафний и циклопов. Мама привозила рыбок в литровой банке, розовых с длинными вуалевыми хвостами. Рыбки красиво плавали в аквариуме, пускали маленькие пузырьки.

«Мама, наверное, сейчас собирается, – подумала Инка. – Когда она едет? Кто проводит её на фронт?..».

Инка встала, прошла в переднюю, вынула из карманчика рюкзака колючий осколок. «Надо показать тёте Шуре».

Потом она спала, сидя на том же стуле у окна. Разбудил стук входной двери.

– Это я, – тётка Александра была очень озабочена. – Нужно срочно собираться. Завтра в двенадцать часов дня всей школой эвакуируемся в деревню. На время бомбёжек.

– А как же я?

– Поедешь с нами. За Галину беспокоюсь: дело к вечеру, а её всё нет.

Тётка хлопотала на кухне, а Инка рассказывала.

– Вы же знаете Юрия Юрьевича? Это он отвёз меня в Москву, вместе с цирком. Нас бомбили. Этот осколок попал мне в рюкзак. Мог бы убить или ранить. Мы выгрузились на «Москва Товарная». Пока Юрий Юрьевич хлопотал насчет транспорта, я отправилась к вам. Какой-то мальчик показал, как выйти к метро.

– Ты знаешь телефон Юрия Юрьевича? Срочно ему позвони. Это нужно было сделать сразу – он за тебя отвечает.

Наконец, пришла Галина. Инка её еле узнала. В чёрной юбке, защитной кофте, как в гимнастерке, подпоясанная ремнём.

– Нас учили, как тушить зажигалки. Это маленькие бомбочки, очень опасные. Попадет такая бомбочка на крышу, а ты её щипцами и в бочку с водой. Потом проверяли, везде ли указано, как попасть в бомбоубежище. Пойду опять дежурить ночью на крыше.

– Мы уезжаем в эвакуацию. Едет вся школа, старшие классы. Собирайся.

– Я не поеду, буду защищать Москву.

Тётка Александра не любила много разговаривать. Она была человеком дела. Только сказала, что в посёлке есть телефон. Если что, можно позвонить.

– Ну, я пошла. – Галина завернула кулёчек с едой и собралась уходить.

– Я с тобой! – Инка выскочила в прихожую.

– Не пущу! Несу ответственность перед твоей матерью. Пойди лучше в парикмахерскую, обрежь косы. Ухаживать за ними некому и некогда. Да. Главное. Никому не говори, где твой отец. Никто этого не должен знать.

Спать легли рано. Но в полночь их разбудил пронзительный и страшный звук сирены. Голос по радио громко повторял: «Граждане! Воздушная тревога! Воздушная тревога!»

Тётя схватила сумочку с документами и серебряные часы мужа с дарственной гравировкой от Совета Народных Комиссаров, единственную ценность в доме. Он умер в тридцать шестом в Кремлевской больнице от грудной жабы. «Это, пожалуй, лучше, чем тридцать седьмой», – часто говорила мама, но не объясня­ла, почему. Дяди Кузи нет. Часы целы.

В убежище уже сидели на каких-то ящиках люди, прислонившись к мокрой стене, изредка переговаривались. Некоторые дремали. В основном, это были женщины с детьми и старики. Под утро в убежище вошёл военный и ска­зал:

– Угроза воздушного нападения миновала. Отбой.

Люди выходили, щурясь от дневного света. Пришли домой, стали собираться в эвакуацию. Появилась Галина. Усталая, но весёлая, возбуждён­ная.

– Наши сбили фашистский самолет. Всё небо над Москвой в дирижаблях. Между ними – воздушные заграждения: тросы. Может, и уезжать никуда не надо?

Во дворе знаменитой тётиной школы, где учились дети ответственных работников, было, как на вокзале. На скамейках сидели родители с сумками, сетками, чемоданами. Дети стояли группками, подходили к родителям, слушали их наставления. Всё это было похоже на выезд в обычный пионерский лагерь. Около пожилой женщины, повязанной по-деревенски платком, стоял высокий полноватый мальчик с часами на руке. Он вежливо ей доказывал:

– Забери, пожалуйста, сетку. Я её не возьму. Оставь два бутерброда – и всё. Нас там будут кормить. Да и неловко перед ребятами, столько всего.

– Ладно, ладно. Береги себя. Будешь купаться, долго не сиди в воде. Вечером надевай на соколку свитер. Сиротинушка ты моя, дай я тебя поцелую, – женщина притянула мальчика к себе и погладила его по голове. Мальчик смущённо оглянулся по сторонам, не видит ли кто.

– Хорошо, няня, хорошо. А ты без меня не скучай. Я скоро приеду.

Женщина вынула небольшой сверток:

– Положи в сумку. Угостишь ребят. Это конфетки.

Инка сидела на скамейке возле клумбы с маргаритками, смотрела по сторонам, слушала. Никто её здесь не знал, никому до неё не было дела. Тётя все время куда-то бегала, что-то объясняла родителям, поглядывала на часы. Её лицо было серьезно и озабочено. На­конец, она подошла и к Инке.

– Ну, как ты? Скучаешь? Познакомилась бы с кем-нибудь. – Она обратилась к хорошо одетой девочке с длин­ной косой. – Танечка! Инна, моя племянница, приехала из другого города, никого здесь не знает. Подружитесь. Таня у нас отличница, любительница чтения. Тебе будет с ней интересно.

Девочка подала Инке руку и тут же отвлеклась с подругами.

Кто-то крикнул:

– Автобусы приехали!

Все засуетились, стали хватать свои вещи.

На улице перед школой стояли два автобуса.

– Спокойно, не спешите. Мест хватит на всех, – говорила строгая женщина в тёмном жакете, директор школы.

Инна надела на плечо свой рюкзак и встала за Таней. Её оттолкнул мальчик с большой сумкой и футбольным мячом в сетке. Она отошла в сторону и решила подождать, пока все войдут. «А то подумают, что если моя тётя тут начальница, то я должна лезть везде первая». Она вошла в автобус, когда почти все места были заняты. Ребята шумели, тянулись к окнам.

– Девочка! Садитесь здесь. – Мальчик с часами встал и предложил Инке сесть у окна. – Давайте ваши вещи.

– Спасибо. Я могу и с краю, меня всё равно никто не провожает.

– Ничего, и отсюда видно. – Он выглянул в окно. – Не скучай, Алексеевна!

Автобусы тронулись, оставляя толпу машущих руками родителей. Мальчик протянул Инке большую шоколадную конфету «Мишка»:

– Угощайтесь!

Инка развернула конфету и посмотрела сбоку на мальчика. Черные глаза, длинные ресницы, нос с горбинкой.

«На кого он похож… – подумала она. – В какой-то книжке видела на картинке».

Автобусы уже выехали на окраину Москвы. Мимо проплывали склады, высокие каменные стены, трубы. Кто-то из ребят запел: «Эх, хорошо в стране Советской жить!..» Кое-кто вяло подхватил: «Эх, хорошо в стране любимым быть!..» И тут же песня смолкла.

– Раньше я вас не видел. Вы в каком классе?

– Я из другого города. Приехала к тёте. Александра Иосифовна – мамина сестра.

– Давай на «ты»? Меня зовут Сандро. Можно просто Сандрик.

– Инна.

За окнами автобуса плыли сады, огороды, поля. Среди кудрявых кустарников мелькнула извилистая речка, деревянный мост.

– Откуда ты приехала?

– Отгадай! У нас тоже есть Кремль и есть памятник героям восемьсот двенадцатого года. С орлами.

– Если героям восемьсот двенадцатого, то это, наверное… Смоленск.

Переехали мост, повернули с шоссе на просёлочную дорогу. Автобусы остановились у белого двухэтаж­ного дома с большими окнами. Кто-то прочитал: «Школа». Первой вышла Але­ксандра Иосифовна. За ней еще две учительницы.

Их здесь уже ждали: директор школы, женщина из сельсовета и ребятишки. С мешками, чемоданами, узлами, приехавшие ввалились в очень боль­шую комнату с чисто вымытыми полами, перегороженную на две части школьными досками. На одной из них кто-то написал мелом: «Добро пожаловать!» Видимо, это был спортивный зал.

В зале, близко друг к другу, стояли деревянные топчаны. Ребята побежали занимать места. Инке достался топчан в углу, возле окна. Рядом, на другом топчане уже лежал тёткин чемоданчик. Школа стояла в яблоневом саду, и в открытые окна глядели еще не спелые зеленые яблоки.

Умывались из рукомойников, прибитых к забору. Обедали в саду под навесом, за большим свежеструганным столом, пахнущим сосной.

Усталые ребята легли на свои, набитые свежим сеном матрасы и уснули… Вечером две женщины в передниках и белых платоч­ках привезли на лошади парное молоко. Они черпали его ковшиком из боль­шого бидона и наливали в кружки.

«Я тоже на даче всегда пила парное молоко. Мама заставляла, – подумала Инка. – Где она сейчас, моя мама? Может быть, уже участвует в боевых действиях?»

Хорошая ясная погода, свежий воздух, тишина – всё это очень понра­вилось ребятам. Группками, в одиночку они бродили по территории школы, изучали окрестности.

Вечером была линейка. Тётя Александра сказала:

– Теперь это наш временный дом. До дальнейших распоряжений, в зависимости от того, как будут обстоять дела на фронте. Разрешите от вашего име­ни сказать искреннее спасибо колхозному руководству и дирекции шко­лы за заботу о нас и тёплый приём. Ответом будет наша хорошая работа в колхозе. Не будем забывать, что идёт война и Москва близко. Поэтому – бдительность каждого из нас во всём. Сегодня же начнем дежурить вблизи школы, ночью. Вы уже взрослые люди и, надеюсь, поведёте себя, как настоящие советские школьники, организованно и достойно!

После линейки все разбрелись кто куда. Одни пошли играть в волей­бол, другие прогуливались по зеленой лужайке с одуванчиками.

Спать укладывались долго, что-то вспоминали, смеялись, рассказывали истории. Инка тоже хотела принять участие в разговоре, но не зна­ла о чем. У московских девочек были свои темы: о школьных делах, о теат­ральных спектаклях, об артистах. Инка спектаклей не видела, артистов не знала. Шумели, разговаривали, пока не пришла Александра Иосифовна. Она приказала всем спать.

– Ну, а ты как? – спросила тётка. – Осваиваешься в но­вом коллективе? – И уснула, не дождавшись ответа.

Инка ворочалась с боку на бок. В окно светила луна, пахло яблоками. «Как хорошо… – подумала она и не заметила, как уснула.

– Подъём! Подъём! – учительница Нина Феодосьевна будила ребят. – Завтракать и на работу!

Свежее утро, холодная вода в умывальниках взбодрили ребят, и они весе­ло рассаживались завтракать.

– Можно, я с тобой? – Сандрик в коротких брюках «гольф», в полосатой соколке, свежий, улыбающийся, подошёл к столу.

– Конечно, – обрадовалась Инка. – Садись, пожалуйста!

– Скучаешь? Вчера вечером я видел тебя у школы. Ты стояла одна, о чем-то задумалась.

– Нет, я не скучала, просто смотрела. Здесь так хорошо!

Она вдруг вспомнила, на кого он похож! «Витязь в тигровой шкуре» Шота Руставели. Автандил!

– Ты похож на витязя в тигровой шкуре.

– Интересно… – Сандрик засмеялся.

Пололи морковку. У каждого была своя бороздка. Ребята, сидя на корточках, вырывали из сухой земли сорняки. Трудно было различить в густой зелени морковку. Девочки были очень внимательны и медленно двигались вперед. Мальчики намного их опережали. Сандрик останавливался и ждал, пока Инка его догонит.

– Ты читала Тарле «Наполеон»?

– Нет, не читала. – Инка разогнула уставшую спину. Ей никогда не при­ходилось работать на грядках.

– Понимаешь, история пока ещё никого ничему не научила. – Он вытер гряз­ные руки о большой лист лопуха. – Им бы, фашистам, сидеть и не лезть, куда не следует. С Гитлером будет так же, как с Наполеоном.

– Война, а мы тут грядки обхаживаем! – Подошёл Витя, худенький маль­чик с перепачканными землёй руками. – Я бы вместо этого пошёл на фронт. Не возьмут из-за возраста, а то бы хоть сейчас!

Инка молчала. Ей было неловко из-за того, что она не читала Тарле.

Солнце грело все сильнее, в глазах рябила зелень, хотелось пить. «Опять вместо сорняка вырвала морковку...».

Домой шли через цветущий луг. В траве кое-где попадались белые цветочки и жёлтые маленькие ягодки земляники. Мелькнула одна красная. «Скорее бы услышать радио. Может быть, война уже кон­чилась, а мы и не знаем».

Возле умывальника возникла давка, всем хотелось вымыть лицо и руки холодной водой, побрызгаться. Инка увидела на правой ладони прозрачный водяной пузырь. Обрадовалась, подумала с гордостью: «Трудовой!» Села на свое место. Сандрика не было. Возле её ложки лежал букетик земляники. Несколько маленьких веточек с белыми цветочками и тремя большими ярко-красными ягодами. Она поднесла букетик к лицу и понюхала. От нагретых солнцем ягод исходил нежный, душистый, очень знакомый аромат. Стало грустно.

Он подошёл, сел.

– Тебе открытка. Александра Иосифовна приехала из Москвы, просила передать.

– Давай скорее, это от мамы.

– Не спеши. Покушай, тогда прочитаешь.

– Нет, давай сюда! Там что-то страшное? Не молчи! Ну, пожалуйста!

Сандрик подал ей открытку.

– Не хотел до обеда… Вот, читай.

Открытка была без обратного адреса. Плохо разборчивым мами­ным почерком было написано: «Дом наш сгорел, остались только стены. На фронт меня не взяли, забра­ковали по сердцу. Еду с эвакогоспиталем в сторону Ташкента. За меня не беспокойся. Как приеду на место, сразу сообщу. Целую всех. Мама».

– Не переживай. Мама цела, здорова, а это самое главное.

– Малейший звук в воздухе, рокот самолёта – немедленно ко мне, – наставляла Александра Иосифовна. – Бдительность, только бдительность!

Дежурили втроем: Инка, Сандрик и учительница Нина Феодосьевна. Сандрик понимал, что дела обстоят значи­тельно серьезнее, но что он мог сделать?

– Я буду около сельсовета, а вы возле школы. – Нина Фео­досьевна ушла.

Смеркалось. Стрекотали кузнечики, где-то на болоте квакали лягушки. Слегка трепетали и тихо шелестели листья на деревьях. Совсем не верилось, что где-то очень близко идёт война. Наверно, её кто-то придумал...

Дети сели на брёвна, прислонились к тёплой школьной стене. Листва про­пускала свет, и причудливые пятна ложились на их бледные лица. Инна привстала, сорвала яблоко. Оно было жёсткое и кислое.

– Тебе не холодно? – Он едва дотронулся до её руки.

Она доверчиво прислонилась к его плечу с уже довольно развитыми мус­кулами и почувствовала в этом одиноком умном мальчике силу и опору.

Звёзды маленькими огоньками горели в небе. Луна в пол-оборота гляде­ла на двух детей, случайно оказавшихся вместе. Казалось, вся природа пыталась помочь им забыть свои горести и печали.

– А что, у тебя кроме няни никого нет?

– Почти так. Не будем об этом говорить. Лучше посмотри на небо… Я увлекаюсь астрономией. Приедем в Москву, я покажу тебе замечательную книгу… Посмотри, какое небо красивое! Сколько звезд! Древние нашли между ними зависимость. Они объединили близкие друг к другу звезды в созвездия. Большую Медведицу ты знаешь: три звездочки – хвост, четыре в одну линию – спина, а низ – лапы.

– Похоже на ковш.

– А это – Полярная звезда. Она самая яркая. Если бы у нас был бинокль, мы увидели бы Туманность Андромеды.

– Как красиво и таинственно! Просто не верится, что в этом небе могут появиться фашистские самолеты.

– Не надо портить такую ночь. Может быть когда-нибудь, нескоро, мы будем вспоминать о ней…

– Покажи мне Марс. Там Аэлита подаёт на Землю сигналы любви. Она ищет инженера Лося. Помнишь? «Где ты, где ты, где ты, Сын Неба!»

– Это фантастика. Красивая фантастика. Вот когда я стану астроно­мом, открою новую звезду и назову ее «Инна».

– А когда станешь астронавтом, привезешь мне голубой коралл с Луны?

– Ребята! Где вы? Можете идти спать, – Нина Феодосьевна появилась неожиданно. – Ночь, слава Богу, спокойная. Идите в дом. Завтра рано вставать.

Тихо, чтобы не разбудить девочек, Инна пробралась к своему топчану. Тёт­ки Александры не было. Улеглась, накрылась одеялом...

– Ты не спишь? – шепотом спросила Александра Иосифовна. Она вошла следом. – Я ходила вас искать. Где вы были? И вообще, зачем ты с ним всё время ходишь? Дежурила бы с кем-нибудь другим. Например, с Танечкой. Рано тебе думать о мальчиках!

Инна промолчала. «Все равно она не поймет».

Остаток ночи прошел беспокойно. Во сне летали какие-то метеориты, мелькали странные тени, похожие то на птиц, то на зверей. Инка проснулась. Болела голова. Что-то мешало в горле. Она с трудом поднялась с постели.

– Да у тебя температура! – тётя Александра убрала руку с её лба. – Никуда не пойдешь. Я распоряжусь, чтобы завтрак тебе принесли сюда.

Все ушли, а Инка осталась лежать на своём топчане. Укуталась в одеяло. Задремала, но уснуть не могла, её знобило. В голове мелькали обрывки каких-то воспоминаний. Огромное льняное поле, всё в цветах. Ветер гонит голубые волны, как на море. Это цветёт лен.

Открыла глаза. Увидела школьную доску. «Добро пожаловать». До сих пор не стерли. Где бы найти тряпку, намочить и стереть... Заскрипел тёткин топчан. На нём сидел Сандрик.

– Что ты тут делаешь?

– Пришёл навестить. Меня отпустили. Хочешь пить? Я принес из кухни горячий чай. Будешь из ложечки?

– Спасибо. Ты как мама. Когда я болела, она кормила меня. Давала гоголь-моголь с молоком. Пока не проглочу, не отстанет: «Ну хоть ложечку».

– И я не отстану. Пей. Потом принесу кашу.

– Нет, не надо. Лучше расскажи что-нибудь. Твоя мама сейчас в Москве?

– Она далеко. Я не знаю, где. – Сандрик вздохнул.

Перед Инкой сидел мальчик с глазами, переполненными печалью… Ей захотелось загладить свой бестактный вопрос.

– У нас дома была маленькая черепашка, величиной с блюдечко для варенья. Она пряталась от кошки в свой панцирь, а кошка катала её по комнате…

И вдруг она выпалила:

– Тётя Шура запретила мне рассказывать о папе, но тебе я скажу. Его забрали в тридцать восьмом. Когда его уводили, 0н сказал: «Кля­нусь своей дочерью, я ни в чём не виноват».

– А у меня – сначала папу, а потом маму. Алексеевна мне просто няня. Она жила с нами с моего раннего детства.

– Мой папа звал меня Сивка.

– У тебя золотые волосы.

– Были косы, но тётя велела отрезать. Я знаю, что я некрасивая.

– Ты ещё не знаешь, какая ты. Лет через пять, когда тебе будет восемнадцать… а мне двадцать…

 – За это время столько воды утечёт! Скоро я уеду к маме. Вот только узнаю, где она. Ты меня забудешь.

– Мы будем переписываться. А потом я привезу тебе с Луны голубой коралл!

Он говорил, и Инке казалось, что она выздоравливает.

– У тебя совсем горячая голова, – сказал он, дотронувшись до её лба. – Отдохни, я схожу за обедом. Сегодня молочная лапша.

…Вечером из Москвы вернулась Александра Иосифовна. Она долго разговаривала о чём-то с учителями. А на линейке объявила:

– Сейчас наши войска отходят на заранее подготовленные позиции. Здесь оставаться опасно, завтра возвращаемся домой.

В тёткиной квартире всё было по-прежнему, только окна крест на крест заклеены бумажными полосками. Ночью ждали воздушной тревоги, но на этот раз обошлось.

Утром позвонил Сандрик:

– Как ты себя чувствуешь?

– Отлично!

– Пойдем на Красную Площадь? Посмотрим сбитый фашистский самолет, а потом ко мне. Это почти рядом.

В центре площади, на серой брусчатке, лежал на брюхе жалкий покорёженный самолёт.

– Так ему и надо! – Инка подошла поближе и пнула его ногой. Больно ударилась о рваное железо.

Сандрик жил в большом доме с лифтом. Его маленькая комнатка была сверху донизу забита мебелью, как будто собирались делать ремонт. Но пол был блестящий, паркетный, стены оклеены красивыми обоями. Стулья, кресла, диван, обитые синим плюшем, кто-то аккуратно уложил друг на друга почти до са­мого потолка. Книги стопками лежали под окном. У единственной свободной стены стояла кровать, покрытая пёстрым ковром, прижалась к двери сложенная раскладушка. Рядом с кроватью стоял стол.

– Присаживайся, – Сандрик указал на стул, сам сел на кро­вать. – Вот смотри, я обещал тебе показать. Он вынул из груды книг одну, в старом переплёте.

– Камилл Фламмарион. «Популярная астрономия».

В комнатку вошла Алексеевна.

– Здравствуй, Инночка. Сандрик мне про тебя рассказывал. Чаёк пить будете? С баранками и печеньем? Я ходила за хлебом. Говорят, в театр попала бомба, и он сгорел. Слыхали?

– Да. Я слышал. Очень жалко.

– Господи! Скорей бы она кончилась, эта война.

– Нет, няня, она только начинается.

Не хотелось об этом думать. И они стали рассматривать книгу.

– Я мечтаю о межпланетных путешествиях. Закончу школу, поступлю в университет, буду изучать астрономию. Понимаешь, человечество не останется на Земле вечно, оно обязательно завоюет околосолнечное пространство. Об этом сказал Константин Эдуардович Циолковский.

Няня принесла чай и много мелких сушек на веревочке. Пили чай, хрустели сушками. Алексеевна смотрела на ребят и все время вздыхала:

– Ни папки, ни мамки… Родителей забрали, квартиру уплотнили... Дверь заделали, рядом чужие люди...

– Няня, перестань! Полетим с тобой   на межпланетном корабле, зачем нам на Земле квартира? Прямо на Марс! – Сандрик внезапно посерьезнел и посмотрел на Инну. – Ты уезжаешь. Когда мы ещё увидимся... Кроме няни и тебя у меня никого нет. Нам нельзя терять друг друга. Я буду тебе писать. А после войны мы встретимся. Ты приедешь в Москву, и мы опять будем вместе! Навсегда!

– Нет, ты приедешь ко мне! Мы постоим у фонтана «Аист», пойдем в цирк и увидим дрессированного слона. Потом подойдём к памятнику с орлами. – Инка всхлипнула. – А вдруг там уже ничего этого нет? Всё раз­бомбили?

«Бедные вы мои, сиротинушки, – шептала себе под нос Алексеев­на. – Что с вами будет, что будет?»

Пароход «Жан Жорес» был переполнен. На палубе стояла толпа пассажиров. Тётка Александра, Галина и Сандрик глядели с пристани на отправ­ляющуюся в дальний путь Инку. Билет на поезд они достать не смогли. Приходилось добираться пароходом до Казани, а уже оттуда поездом, с пересадкой до маленького уральского городка, где оказалась с госпиталем мама.

Инка держалась за перила у самого края палубы и, не отрываясь, смотрела на провожающих. 0на была рада, что, наконец, увидит маму, но трудно было расставаться с мальчиком, который стал ей близким челове­ком.

– Не потеряй вещи! – кричала тётка. – Приедешь – дай телеграмму!

Сандрик ничего не говорил и только махал рукой. Пароход медленно удалялся, давал печальные отходные гудки...

Инка прижимала к груди букет ромашек, что подарил ей Сандрик, и смотрела на берег – он становился всё дальше и дальше.

Пароход прошёл через шлюзы и вышел на середину Москвы-реки. Пассажиры стали расходиться по своим каютам. Инка постояла ещё немного и отправилась к себе. В каюте она нашла ста­кан, поставила цветы на столик и села на койку. «У тебя прекрасное лицо, – вспомнила она слова марсианки Аэлиты. – Ты сильный, Сын Неба, ты мужественный, добрый. Увижу ли я тебя когда-нибудь?». Она смотрела в иллюминатор, где волнами качалась зеленоватая вода…

«У меня нашлась дочь! Моя доченька приехала!» – радостно сообщала Вера Иосифовна каждому, кто попадался ей на глаза. И все поздравляли её.

Госпиталь располагался в двухэтажном каменном доме с колоннами – самом красивом здании небольшого городка. Остальные по большей части были деревянные, с резными ставнями. Они стояли вдоль улиц с аккуратными тротуарами и ровной булыжной мостовой. Городок был уютный, тихий. Мама снимала небольшую комнатку у старушки Егоровны.

Целые дни Инка была предоставлена сама себе: мама сутками дежурила в госпитале, Егоровна продавала на базаре семечки. Вечером хозяйка садилась у окна, угощала квартирантов. Таких вкусных семечек Инка никогда раньше не грызла.

Лето кончалось. Часто шёл мелкий, надоедливый дождь. Из окна Инка видела тёмный мокрый забор, высокую рыжую траву и кусты с серыми листьями. В комнате было тихо, и только на стене тикали жестяные ходи­ки с цепочкой, на которой висел груз в виде сосновой шишки.

Инка выходила на улицу, гуляла по городу. Подходила к школе, в которой будет учиться. Школа стояла на берегу небольшой реки – двухэтажная, с высоким крыльцом. До учебного года оставалось всего несколько дней.

– Дочка! Тебе бумажку с почты принесли. Может, посылка?

Оказалось, действительно посылка – аккуратно завернутая в плотную серую бумагу книга. «Популярная астрономия», та самая! Инка открыла первую страницу и увидела вложенную в книгу фотографию. Знакомые печальные глаза, едва заметные усики над верхней губой. Сандрик! Он писал, что никуда не уехал. В Москве постоянные ночные налеты, но он принципиально не прячется в убежище, а Алексеевна бранится. На обратной стороне фотографии было написано: «Обожаемой Инночке. Сандрик».

От изумления Инка замерла. «Неужели? Нет, никогда не поверю!.. Никогда». И она поняла, что это правда. Ей так захотелось увидеть его, хоть на минуту, хоть на миг. Но ничего чудесного не случилось. За окном были серые сумерки, она сидела на кровати в чужой комнате, далеко от Москвы…

Инка зажгла керосиновую лампу и написала ответ: «Здесь очень спокойно, но скучно и хочется домой. Все время думаю о тебе…» Фотокарточки у нее не было, она вложила в треугольный конверт оранжевый кленовый лист. Ночью тихонько встала с постели, зажгла лампу и долго разглядывала прекрасное лицо. «Сын Неба, я счастлива!»

Больше от Сандрика никаких вестей не было.

Глава 2. 1961

 В читальном зале было тепло и уютно. Высокие стеллажи сверкали промытыми стёклами, в строгом порядке стояли книги. Ровно, в два ряда, выстроились небольшие столы, между ними на полу ле­жала красная дорожка. Инна Александровна любила свою детскую библиотеку. Она работала здесь уже несколько лет, с тех пор, как возвратилась из затянувшейся эва­куации. Отцу, наконец, дали жильё, они смогли вернуться на родину.

В городе было много развалин, но он быстро отстраивался. В городском саду два чугунных орла, как и раньше, защищали своё гне­здо от врагов. «Аист» по-прежнему пускал в небо сверкающую струю…

Бедный отец! Он смог увидеть родной город, снившийся ему много лет на далекой Колыме, только из окна такси, и то мельком, когда его с вокзала вез­ли домой. Теперь, сидя в кресле у окна, он смотрел на кусочек улицы и улы­бался. Изредка произносил,
с трудом выговаривая слова: «Есть… справедливость…»

В эвакуации Инна окончила библиотечный техникум. Потом поступила в институт. На свою первую экзаменационную сессию она ехала в Москву с надеждой найти Сандрика. В войну она не раз писала ему на московский адрес – ответа не было. Прямо на вокзале, забросив вещи в камеру хранения, Инна разыскала адресное бюро. Она стояла под дождём перед серой фанерной будкой и, задыха­ясь от волнения, ждала ответа. Пожилая жен­щина в больших выпуклых очках долго перебирала какие-то карточки, куда-то зво­нила по телефону. Наконец, подняла голову и сказала:

– Может быть, вы неправильно написали фамилию?

– Нет, всё верно…

Инна забрала из камеры хранения вещи и поехала в институт. В Москве теперь у неё никого не было. Тётка Александра осталась в Ташкента, где была в эвакуации. Туда же отправилась прямо с фронта Галина. Она вышла замуж за сво­его однополчанина, оба учились в медицинском институте.

Проектов было так много, что пришлось развесить их в несколько слоёв: одноступенчатые и многоступенчатые ракеты, космические корабли, лунные вездеходы, скафандры. Игра, придуманная Инной, называлась «Полёт на Луну». Девизом её стали слова Циолковского: «Человечество не останется вечно на Земле». В главные научные консультанты Инна пригласила Игоря Александровича Лосева, доцента местного педагогического института. Тот
с радостью согласился и для начала предложил показать ребятам Луну и звёздное небо.

Тихо и безлюдно было в городском саду, возле фонтана «Аист». Только за центральной аллеей слышались голоса и смех: окончился спектакль, люди возвращались из теа-
тра. Фонтан ещё не работал, его откры­вали позже, к майским праздникам. Снег стаял, на газонах зеленела прошлогодняя трава. Смеркалось, ветер гнал по не­бу большие серые облака. «Не помешают ли они наблюдениям?» Вскоре стали собираться ребята.

Она вспомнила, как когда-то на этом самом месте репродуктор сообщил о начале войны. И как в другом, далёком городе они слушали с мамой по радио митинг из только что освобождённого Смоленска. Слушали и плакали от радости.

Подошёл Игорь Александрович, высокий, широкоплечий, в светлом габардиновом пальто, с необычной формы чемоданчиком в руках. В нём была телескопическая труба.

– Луна всегда обращена к Земле одной стороной, – начал свой рассказ Лосев и навёл телескоп на выглянувшее из облаков светило. – Поверхность у неё очень неровная. Видите тёмные пятна? Это низменности, или, как их называют, лунные моря. Какие романтические названия: «Море спокойствия», «Море дождей», «Океан бурь»! А это – кольцеобразные горы. Они похожи на кратеры земных вулканов.

Дети внимательно слушали. А облака плыли, то заслоняя, то открывая лунное лицо.

– Как невеста с фатой! – сказал Женька, самый младший из «космонавтов».

Совсем стемнело, небо очистилось от облаков. Сверкали звезды, луна задумчиво глядела вниз. Никто не хотел уходить.

– Смотрите, какую книжку мне дедушка подарил, – Саша, Главный Астрофизик Лунного Экипажа, достал из сумки старую потрёпанную книгу.

Инна с трудом разобрала на обложке: «Популярная астрономия», 1903 год. В сердце у неё защемило.

– Такую же книжку мне подарил один мальчик – давно, в сорок первом году. Шла война, мы наблюдали за небом, чтобы не пропустить фашистские самолёты. Ему было столько же лет, сколько тебе сейчас. Мы тоже мечтали о космических путешествиях...

– Я провожу вас, – Лосев едва дотронулся до Инниного плеча. – Мой дом рядом, надо занести телескоп.

Они пошли по центральной улице к угловому дому с часами.

Подошли к подъезду. Лосев легко взбежал по лестнице, осторожно отпер дверь. В квар-
тире было темно. Через приоткрытую дверь спальни доносилось ровное дыхание спящей жены. Оставив телескоп в прихожей, Лосев спустился на улицу.

Они прошли мимо освещённых витрин, серого довоенного здания Госбанка, переулком вдоль крепостной стены.

– Спасибо за эскорт. – Инна остановилась перед обшарпанной дверью тускло освещённого подъезда длинного серого дома.

– Скажите, Инна, откуда у вас такая любовь к астрономии? Не очень-то женское увлечение…

– Это – не единственное. У нас есть «Клуб интересных встреч», ждём режиссёра из кукольного театра. А космос... Старая история.

– Вы ещё так молоды.

– Мало прожито, много пережито.

– Вы выглядите вполне благополучной.

– Я одна у родителей, они очень меня любят. С мамой мы терялись во время войны. Папа теперь инвалид, не говорит и не слышит.

– Что же делать. Многие – не вернулись. С нашего курса осталось двое.

– Мой отец был не на фронте. Мама привезла его из лагеря больного, совсем беспомощного. Его списали по ветхости, как списывают в библиотеке старые, ненужные книги. Потом реабилитировали. Сейчас ему носят протоколы партийных собраний. – Инна усмехнулась.

Лосев хотел что-то сказать, но неожиданный спазм сдавил ему горло. Он протянул руку и слегка провёл по её волосам. Внезапно Инна уткнулась в его габардиновую грудь и заплакала. Он крепко обнял её.

– Простите… – Инна высвободилась из его объятий. – Просто вспомнилось… Простите меня. – Она окончательно овладела собой. – До свидания. Спасибо вам за всё.

Он поцеловал её руку.

– Вам спасибо. За чудный вечер. За прекрасных детей. Понадобится – звоните. Всегда буду рад.

– Да, конечно. Когда будет защита проектов.

– Давайте, провожу до двери. Как вы одна по лестнице так поздно?

– Нет, не надо. Я привыкла.

Вера Иосифовна не спала. Она сидела в кухне у окна и смотрела на улицу. Большие деревья качали ветвями, светила луна. А когда становилось совсем тревожно, открывала дверь на лестничную площадку и прислушивалась, не идет ли дочь. Надо встретить!

– Доченька! Как я волновалась… Почему ты так долго?

– Наблюдали Луну, я же предупреждала.

– Что её наблюдать? Висит себе в небе, спокойная, невозмутимая, а мы тут копошимся, страдаем... Иди ужинать. Там котлетка на сковороде и твои любимые макароны с корочкой.

Инна долго не могла уснуть. Она видела перед собой двух мальчиков из разных времен, таких непохожих, с разными судьбами, любознательных, талантливых... Две одинаковые книги, это что – совпадение? Где сейчас Сандрик? Если жив, как сложилась его дальнейшая судьба? Она встала с постели, нашла старую фотографию. При лунном свете ее тру­дно было разглядеть, но Инна хорошо помнила его лицо...

«Где ты, где ты, где ты, Сын Неба?»

Похрапывал отец на своей кровати за ширмой, стонал во сне...

– Доченька! Ты слышала? Человек полетел в космос! По радио сейчас объявили – радостно восклицала Вера Иосифовна, подавая обед, – наш зе­мляк, из Гжатска! Ты только подумай! В космос! Его зовут Юра, Юрочка! Фамилия Гагарин. Скорей включай телевизор! Они сейчас обязательно его покажут!

 Глава 3. 1981

 Весна. Цветут яблони и вишни, слабо пахнет сиренью, ни ветерка... «Четвёртые сутки пылает станица…» – рыдает из чьего-то окна голос Жанны Бичевской. Колокольчиками звенят детские голоса. Инна Александ­ровна сидит на скамейке у своего подъезда. Соседи – кто на дачном участке, кто на работе. А ей спешить некуда – на работу не надо, она в отпуске. Нику­да не уехала, маму не с кем оставить. Обед сготовлен, в магазин идти не за чем, там пустые полки. А если привезут вдруг «дефицит», кто-нибудь обязательно скажет. До пенсии еще три года с гаком. Работать всё труднее, люди уходят на более высокооплачиваемую работу, на абонементах очереди, в читальном зале некуда сажать детей, посещаемость большая – весь город ходит. Обещали построить новую библиотеку, а вместо неё строят дом профсоюзов.

«Перед пенсией нужно привести в порядок рабочие записи. Может, кому-то пригодятся. Конечно, надо было написать диссертацию, материалов сколько угодно. Ничего не написала, теперь уже поздно. Две статьи на­печатали в специальном журнале. А кто их читал? Тогда, по свежим следам, выступила на научной конференции в пединституте и все. «Космическая» тема теперь всё больше теряет популярность, и вообще, кос­мос никому уже не интересен. Привыкли...

Стало скучно. Пошла домой.

– Ты принесла коту поесть? – Вера Иосифовна сидела в кресле, смотрела телевизор. –Ходит за мной и просит.

– Ты лучше скажи, пойдёшь завтра на кладбище? Не трудно ли тебе будет?

– Конечно, пойду! Трамвай довезет, а там идти совсем немного.

Инна вспомнила, как хоронили отца. В городе на гастролях был театр оперетты, и мать наняла их оркестр. Медленно через весь город двигалась тра­урная процессия. Шли пешком, несли венки и цветы. А отец плыл в гробу, над всеми, под траурный марш Шопена. Печально звучали скрипки...

Вечером включила телевизор. На экране мелькнула знакомая заставка, зазвучала стремительная мелодия «Время – вперёд». Диктор стал рассказывать вечерние новости. Менялись картинки: шахты, цеха заводов, бескрайние поля… Бронетранспортёр с солдатами в камуфляже и авто­матами в руках. Горы, пустыни… Красивый молодой человек на фоне эк­зотического пейзажа ведёт репортаж. В руке микрофон. Очень знакомое лицо!.. Кадр сменялся кадром, пошли титры. Промелькнула знакомая фамилия, а потом прозвучала музыка Чайковского из «Времен года», по­шёл прогноз погоды на завтра... Это его сын! Иначе не может быть: копия. И фамилия его! У кого бы узнать отчество… Если отчество совпадёт, значит точно, сын!

Когда мама уже спала, она вырвала из блокнота белый гладкий листок и написала в редакцию телевидения, на его фамилию: «…очень прошу, сообщите мне ваше отчество! Потом я все объясню подробно...»

Погромыхивал на кухне холодильник, мяукали за окном кошки. Кот, как ни в чем не бывало, спал в её ногах, тяжелый, как кирпич, мешая пошевелиться… Она лежала с за-
крытыми глазами, наедине со своими рассыпающимися мыслями...

«А не забыла ли я запереть дверь?..» Нет, дверь была заперта. В прихожей Инна привычно поглядела в зеркало: седеющая дама с непри­чесанными волосами, в поношенном халате...

В комнате, над диваном, с большой любительской фотографии задумчиво смотрела девушка со светлыми распущенными волосами. Тонкие брови, бо­льшие ceрые глаза… Девятнадцать лет. Второй курс, летняя сессия. Вышла с подругами подышать воздухом: устала зубрить. Какой-то молодой человек с фотоаппаратом предложил сделать снимок. Тоже студент... Сколько лет назад это было? Больше тридцати… A Сандрик так и не увидел ее такой...

«Очень похожа, почти не изменилась», – говорили знакомые, чтобы сделать ей приятное. Но она пони­мала: это совсем не так. Ничего от той девочки не осталось!

Ответ из Останкино она так и не получила.

Последнее время почти каждый вечер Инна Александровна слушала по приёмнику «голоса». Интересно было, что происходит в мире, да и у нас. Не обо всём и не так писали в газетах…

Вот и сегодня она села на диван, включила приёмник. Загорелся зелёный глазок, осветилась шкала. Поехала красная стрелка… Скрежет, чьи-то непонят­ные голоса, джазовая музыка, опять скрежет... Настроила на волну радио «Свобода». Услышала сплошное гудение, работали глушилки. Попыталась сдвинуть стрелку вправо, влево… Наконец, сквозь шум стала различать спокойный негромкий голос. Женщина рассказывала историю чьей-то семьи. Назвала очень знакомую фамилию, фраза оборвалась и все опять ушло в гудение. Инна чуть повернула ручку настройки, этот же голос прорвался через шум и она услышала: «...Сандрика арестовали в начале войны, ему бы­ло всего пятнадцать лет...» Опять затрещало в приемнике, высокий голос прорвался через треск: «Аве, Мария…» И вдруг Инна отчетливо услышала: «Сандрика не стало…» Сколько ни двигала она потом ручку настройки, попасть на эту волну больше не смогла...

Как не стало? Значит умер? Когда? Что случилось? Может быть, всё это ей показалось? Но нет, в ушах молотком стучали слова: «арестовали», «освободился в сорок восьмом», «Сандрика не стало»…

Как же это так? Юный мальчик и сырая камера. Уголовники, непосиль­ный труд. За что? Почему? Господи! Возможно ли такое?

Подмосковное лето, звёздное небо, букетик красных ягод, а потом тюрь­ма, унижение, страдания, безысходная тоска...

Уже светлело небо, предстоял нормальный рабочий день, полный всячес­ких дел. Как после всего того, о чём она услышала, продолжать спокой­но жить и работать?

Глава 4. 2001

 Был жаркий летний день. Не хотелось выходить из дому. Но нужно было заплатить за телефон, и она пошла в центр, через городской сад. В прошлом году ураганный ветер повалил много старых деревьев, их распилили и увезли: сад теперь выглядел непривычно пустым. На газонах выросла высокая трава. Зато все дорожки и центральную аллею вымостили серой брусчаткой. В том месте, где когда-то аист пускал в небо блестящую водяную струю, теперь была гладкая площадка. Из окаймляющих её узких канальчиков били небольшие фонтаны, рассыпая мелкие брызги. Все это выглядело по-казенному симметрично.

Заплатила за телефон и медленно пошла домой. Парило, как обычно бывает перед дождем. Ныло сердце. Пришлось сесть в трамвай. На остановке увидела театральную тумбу. Прочитала афишу: «Цирк-шапито «Все звезды». Супершоу «Женщина-рысь»! Весь вечер на манеже клоуны Гудзик и Горошек!» Постояла немного и пошла домой. Её никто не ждал. Десять лет назад умерла мама, но привыкнуть к этому Инна до сих пор никак не могла. Ей все казалось, что мама жива, и часто, накрывая себе на стол, ставила по привычке два прибора...

В почтовом ящике нашла длинный конверт. Это было письмо из Канады. Там теперь жила Ирочка с семьей сына. Инна поднялась на свой этаж, открыла дверь и тут же в прихожей вскрыла конверт. Ирочка не жалеет, что уехала, хоть и живется им пока ещё очень нелег­ко. «Теперь уж точно, никогда не увидимся».

Боль в сердце усилилась. Она легла на диван. Положила под голову подушку, развернула газету. На первой странице сообщалось, что на Землю бла­гополучно возвратился первый космический пассажир; американец заплатил за своё путешествие в космос 20 миллионов долларов! С фотографии улыбался пожилой человек в космическом комбинезоне. Газета не отвлекла, пришлось её отложить. Сердце продолжало болеть. Вызвать «скорую»? Но нет сил пойти вниз и открыть железную дверь. «Соседей беспокоить не буду. Подожду, авось пройдет. Так было уже не раз». Нащупала на столике трубочку с лекарством. Закрыла глаза. Тихо лежала, ни о чем не думая... Стало темнеть. Небо заволокло тяжёлыми тучами. Вдруг от сильного ветра открылся настежь балкон. Что-то вроде молнии ярко вспыхнуло, осветив комнату. «Гроза. Может быть, станет легче?» 0на попыталась встать, чтобы закрыть дверь, но не смогла приподняться...

Раскачивались деревья. Ветер швырнул в комнату охапку листьев. В проёме двери появился человек. Он был высок и строен. Человек направился к ней, устремив вперед руки.

– Любовь моя! – радостно воскликнул он, – наконец мы встретились! Я прошёл тяжёлый путь, все плохое позади и мы теперь вместе!

И тут она увидела его лицо. Его огромные черные глаза, сияющие счастьем.

– Сын Неба! Я узнала тебя! Я искала тебя всю жизнь! Я знала, что ты придёшь! – Она при­поднялась с постели, страшная боль пронзила её сердце. Превозмогая эту боль, она потянулась к нему и бессильно опустилась на подушку.

– Помнишь, я говорил, что ты будешь очень красивая? Я не ошиб­ся. Как я хотел тогда обнять тебя и поцеловать! Я сдерживал свои желания, ты была ещё так мала! Но теперь… Теперь мы будем вместе на­всегда! Я пришёл, чтобы забрать тебя с собой.

– Но я не могу!

– Ничего! Я понесу тебя! – Он обнял её за горячие плечи.

Второй удар, ещё более сильный, чем первый, как молния, прошёл сквозь её тело. Голова упала на подушку, всё вокруг исчезло, пропало. Она уже больше не ощущала ничего.

Этот мир угас для нее навсегда.