Людмила Абаева

 

 

 

 

Абаева Людмила Николаевна – поэт, секретарь Союза российских писателей. Окончила Литературный институт им. А.М. Горького (семинар Анатолия Жигулина). Стихи публиковались в журналах «Новый мир», «Юность», «Урал», «День и Ночь», «Радуга» (Таллин), других центральных и региональных изданиях, а также за рубежом. Лауреат Международной литературной премии «Артиада России». Живёт в Москве.

 

* * *

Всё было ничьим и останется впредь –

Тоска без причины, пространство без меты

Словам не даются, и без толку петь

Все эти протяжные многие лета,

Когда и мгновенье – дрожаньем ветвей,

Пугливостью птицы, клюющей с ладони, –

Вдруг так зазвучит и такое затронет…

Язык онемеет в словесном загоне,

Как с нотой не сладивший соловей.

 

 

* * *

 

Я снова в детстве. И вот этот дом

Знаком мне каждой половицей,

И к этому окну слетались птицы –

Здесь и сейчас для них насыпан корм.

Но тополи!

Ведь это я весной

Воткнула прутики с едва развитым корнем.

Как вознеслись, как оперились кроны!

О чём, о чём, о чём их непокой?

 

И вряд ли угадать в их голосах

То лепетанье листьев на ладошке

У девочки, бежавшей по дорожке

С неомрачённой зеленью в глазах…

 

О как непостижима и проста

От зелени до охры жизнь листа!

 

А во дворе всё те же суета

И звонкий смех. И, значит, всё на месте,

Пока есть дети, солнце и лапта,

И мячики тугие в поднебесье.

 

 

В тайге

 

В снежных лапах, чёрных елях

Страх таится, ропот спит.

Хрустнет сук – как от шрапнели

Что-то из кустов взлетит.

 

Закружит, зачертоломит

И затихнет – вдруг, как сгинет,

Только ветер ветку клонит,

Только ужас ломит спину.

 

Чур меня! Здесь быть обману,

Хоть под ёлкою усни,

Вспыхнут волчьими зрачками

Поселянские огни,

 

И даёшь такого крену,

Что не сыщешься вовек.

Ну, молись теперь – кто встренет?

Волк ли, чёрт ли, человек…

 

 

Снегопад

 

Туманы тяжкие сошли с небесных гор

давай оставим безнадёжный разговор

 

Вокруг ни щебета ни трепета листа

и только странная на сердце маета

 

Среди безмолвной беспредельной белизны

мы словно заживо в себе погребены

 

А снег всё падает ликуя и слепя

как на минувшее смотрю я на себя…   

 

 

Сновидение

                                                                                   В. Н. Соколову.

 

...И жутко мне было одной на краю,
когда собирались по душу мою,
звеня ледяными крылами.

И жизнь, что сияла мгновенье назад,
земная, родная, скатилась в закат —
в живое библейское пламя.

И время вернулось в излучину лет,
и бренный язык мой нарушил запрет
на Слово, что было в начале.
И звёздного неба коснулась рука,
и даже душа моя стала легка
в своей неизбывной печали.

Но память туманом стояла в глазах,
и я не желала в небесных лугах
свободно витать с облаками.


 

И плакала горько о бедной земле,
сказать о которой дозволено мне,
но мёртвыми только устами.

 

 

* * *

И всё мне помнится, как ото всех тайком

по аспидной доске крошащимся мелком,

не одолев внезапного волненья,

я первое пишу стихотворенье.

О, как дрожит божественно рука!

 

А в синеве окна нездешняя звезда

всё медлит и влечёт неведомо куда –

мерцающий мелок в руке незримой Бога,

моя душа у горнего порога,

что смотрит на меня издалека.

 

 

* * *

 

В библейском небе только сны и птицы
летают невозбранно,
и ты, душа, смиренной голубицей,
звездами осиянна,
лети, лети от площадей кипучих,

сквозь торг и скорый суд,
за тот предел, где пламенеют тучи
и ветры гнёзда вьют...

Мы все уйдем из суеты во славу
грядущих дней,
чтоб укрепить небесную державу
душой своей.

 

 

* * *

 

О, Господи, осень!

Погожий денек для двоих,

бредущих одной бесконечной конечной дорогой

всё мимо и сквозь шелестящих, летящих, убогих

и солнцем последним пронзенных просторов твоих,

 

и солнцем последним, слегка веселящим унылость

домов, и скамеек, и сквериков цвета дождей.

Подай же им, Господи, солнца на сырость и сирость,

на зябкую старость, на бедные игры детей.

 

И дай мне свободу лететь и лететь

безмолвной листвой, устилая безмолвную твердь.

 

 

Памяти Евгения Блажеевского

 

Мы шли по кладбищу печальной вереницей,

На плитах скорбные читая имена.

Деревья маялись, кричали в небе птицы,

И первой зеленью цвела вокруг весна.

Мы шли в молчании среди крестов и звёзд,

Среди обнов ликующей природы

И горько думали, как быстротечны годы

Под шелест несмолкающий берез.

 

Тебя он принял, сокровенный Бог,

В земной глуби, в заоблачных высотах.

И, словно пчёлы мед сладчайший в соты,

Мы слёзы принесли на твой порог —

То наша жатва, наша благодать

От всех даров земной мгновенной жизни.

И мы на зов неведомой отчизны

Вслед за тобой идём уже — как знать...

 

 

Река

 

Зелёная…

Быть может, Живописец,

Старательно раскрасив берега,

В ней кисти вымыл?

Или это звезды повадились купаться по ночам

И в глубине сейчас – застигнутые солнцем?

Или русалки частым гребнем волн

Зелёные расчёсывают косы?

Не угадать…

Так зелена вода,

Как самое доверчивое детство,

Которое лепечет и смеётся,

И я невольно счастлива в ответ.