|
Неведомая нота
Волшебный корабль
Дому Осиповых
Проснусь, как будто спал века.
Взгляну в окно, – из-за изгиба
Блестит волнистая Ока,
Как фантастическая рыба.
Манящий с детства горизонт
Закрыт лесистыми холмами.
А
небо, словно дачный зонт,
Цветет большими облаками.
Куда нам плыть… Прости, Ока!
Твое спокойное теченье
За горизонт, за облака –
Иное вечное свеченье.
Мы здесь построили свой дом.
Зажгли духовные реченья.
И, кто нам друг, – сюда влеком
Теченьем дружбы и общенья.
Ночь озвездится в вышине,
И
дом в огнях, раскрывши вежды,
Плывет в Тарусской тишине
Волшебным кораблем надежды.
*
* *
Если бы умел я рисовать,
Я
бы написал теченье неба
Светлого ракушечного цвета
С
омутами темных облаков, –
В
озаренье нежного рассвета.
И
речную гладь без берегов.
И
девчонку, солнечные косы, –
Чтобы шла бесследно по воде
И
плыла без ветра в высоте.
А
на платье – легкие стрекозы,
Бабочки у каждой на хвосте.
А
на туфлях – хвойные иголки…
И
лисички с желтою листвой
Под отцветшей радостной травой.
И
цветок любви, слетевший с челки,
Нежный и по-прежнему живой.
Ранним утром юноша безусый,
Потерявший робость и покой,
Нес цветок к окошку над рекой…
Я
назвал бы девочку Тарусой,
Или громче, – может быть, Окой!
... Если бы умел я рисовать.
Неведомая нота
М. А. Осиповой
Пусть лес шумит, а поле пусть молчит,
А
небеса свивают кудри лета.
Когда бы князем был, себе на щит
Я
поместил бы поле, лес и небо.
Трава в ботинки сыплет семена,
Листва тропинку кроет позолотой.
Да, в жизни есть благие времена, –
Душа звучит неведомою нотой!
И
так высоко где-то голова,
И
полнится дыханье облаками,
Что не понять, где ноги, где трава,
И
солнышка касаешься руками!
Васе
Если даже вырос рослым
И
обрел апломб в речах,
Трудно быть большим и взрослым
С
ношей мира на плечах.
Эта гордая серьезность,
Важный вид и дерзкий ум,
Деловитость, сила, грозность
С
точки зренья детства: «Бум!»
«Бум» же проще! Не старайся
Взрослость выказать лицом.
Я
себя с тобою, Вася,
Ощущаю пацаном!
Мне легко с тобой, как с другом.
Память детства теребя,
За запретным, может, кругом
Я
в тебе нашел себя.
Как ты радостно лепечешь
Про ребячьи пустяки!
Не лепечешь ты, а лечишь
Под журчание реки.
Мы с тобой наловим рыбы
И
поедем по грибы.
И
обиды позабыты,
И
к печалям – ни тропы.
Все же в жизни сказка – детство, –
Для мечтаний мир открыт:
На него не наглядеться.
Лентой радужной обвит.
Лодочник
Вот так призвание, – у плеса
Сидеть на досочке скамьи
И
выдавать круги и весла.
На лодках отпирать замки.
Сидеть и вечности в угоду
Глядеть на сланцевый песок.
И
на мерцающую воду…
И
слушать ветерка басок.
И
шум разбуженной березы...
Теченье мыслей не унять.
Какие сны, какие грезы!
Их, не увидев, не понять.
Текут себе, пейзажу вторя,
И
широки, и глубоки.
Им будет мало даже моря
Без берегов родной Оки.
***
Ребята всплескам весел рады.
Гребут, идут на абордаж.
Они веселые пираты,
Им сладок боевой кураж.
Кидаются комками тины…
А
мы сидим на бережке.
И
нет прелестнее картины,
Чем наши чада на реке!
Нам солнечное отраженье –
Как якорь, брошенный за борт.
Но сносит лодки их теченьем
К
Поленову, за поворот.
Бежим, кричим, руками машем:
– Опомнитесь, назад, назад!…
Но беззаботен и бесстрашен
Наш повзрослевший «детский сад».
Да что им громкий грозный возглас!
Ведь детству свойственно вперед
Плыть по теченью, бросив весла.
А
зрелости – наоборот.
Барятино
Ах, Время, ты неважный резчик!
Твоей рукой ведет раздор.
Давным-давно один помещик
Здесь обосновывал гнездо.
И
топорила новостройка,
И
липли мастерки к рукам,
С
утра во двор въезжала тройка,
Сам барин лазил по мосткам.
Бугрился лоб, вздувались вены.
И
за указом шел указ.
У
кузницы в три локтя стены.
Построены не напоказ!
Зато велась отделка тонко:
Помещик знал в искусстве толк.
Рай сущий строил для потомков.
И
помогал в стараньях Бог!
А
нынче церковь запустела.
И
вместо купола с крестом –
Березка дерзкая взлетела,
Возвысившись над мрачным мхом.
Пруд под дремучими дубами
Покрылся тиной, как тоской.
Здесь пахнет прелью и грибами.
И
веет ветхостью людской!
В
осевшей треснувшей конюшне –
Уродливые трактора.
Ах, Время, ты неважный ключник!
Какая вдруг прошла пора!
Пора на жатву ехать в поле,
Пора зерно возить в Москву.
И
на рыжеющем просторе
Со стаей гончих гнать лису,
Добро дарить крестьянской свадьбе,
Ждать из уезда новостей
И
шумно принимать в усадьбе
Со всей окрестности гостей!
Сам больше Авель я, чем Каин.
Вот почему так грустно мне.
Где ты, заботливый хозяин?
Зарыт в какой чужой земле?
Теперь в твоем поместье школа.
Шлак горкой свален у крыльца...
Дом ждал потомков...
Долго ль, скоро ль,
Как человек, сошел с лица.
Осиротел на белом свете.
Десятилетьями сюда
Крестьянские приходят дети,
А
от дворянских – ни следа.
Я
видел сам, как на дороге
Ребята, сбившись в детский сад,
Сидят в пыли, поджавши ноги,
Как сотни лет тому назад!
Над ними день лучами блещет,
И шелестит им лес-фантаст:
Как вырастут – придет помещик
И
всем по лучику раздаст.
***
У
березы – желтый лист,
У
осины – красный.
Вечер выстоян, лучист,
С
лета еще праздный.
Солнце в озеро легло
Белым фюзеляжем,
Обгоревшее крыло –
Тень над тихим пляжем.
Ветер с луга дотемна
Травяной метлою
Выгоняет семена
К
бежевому полю.
Поминая жар и синь,
Другом самым ближним
Жмется белая полынь
К
почерневшей пижме.
Вот и кончилась страда...
И
луна в тумане –
Как оплывший кубик льда
У
земли в стакане.
***
Жизнь – горчащая рябина.
Нечего роптать!
Счастье – в малом: у камина
Вечер скоротать.
Болью памяти не раня
Отдаленный мир,
Созерцать живое пламя,
Взмахи дымных крыл.
За окном слепящий ножик
Точит темнота,
На карниз накрошит дождик…
Глушь и немота.
Только изредка поленья
С
тишиной вразрез
Издают в пылу горенья
Дружелюбный треск.
Завтра снова путь-дорога.
Колея да топь.
Потрещу в пылу немного –
Лучше треск, чем вопль.
Кружка чая, свечка света,
Да раздумий конь,
И
открытый томик Фета,
И
огонь, огонь…
***
Обливаясь черным потом,
Мчится вдаль,
Поворот за поворотом,
Магистраль.
Неустанно, дни и ночи
Напролет,
Держит крепко, что есть мочи,
Автоход.
Сам не раз я мчался лихо.
Так летел!
Ни селения, ни лика.
Вдаль глядел.
Только солнце, только ветер
О
стекло!
И
судьба за все в ответе, –
Повезло!
Жизнь овчаркой руки лижет…
Отдохнуть.
Стал дороже мне и ближе
Тихий путь.
Лес и поле в дымке мутной –
Благодать!
И
ни встречной, ни попутной
Не видать.
***
Навяжу пахучих веников в лесу
Да колодезной водицы нанесу.
Утром стану печь дровами заряжать
Да приятелей с округи зазывать.
Понаедут разудалые дружки,
Развеселые смоленские рожки.
Да полезут на березовый полок
Под душистый пробирающий парок.
Станут веники по спинушкам хлестать.
Мужики-то будут охать-причитать.
Выбегать к воде на узенький мосток.
Попивать, кряхтя, березовый квасок.
Как развяжутся привольно языки,
Речь польется, как по камушкам реки:
От работы да от длинного рубля
До Камчатки и до самого Кремля.
Заблестит стеклом простой души сосуд.
По домам всех ангелочки понесут.
Ой, ты русский всеспасительнейший дар –
Набирать да выпускать горячий пар!
***
Жизнь не торопит.
Видно, на века –
Леса и топи,
Сорные луга
Да деревушки
В
поле у реки.
И
все старушки
В
них да старики.
Безмолвно небо
Над людской тоской.
Краюха хлеба.
И
земной покой.
Лишь к центру ближе
Символом удач
Сверкают крыши
Строящихся дач.
***
Раскрашенными тучками плащи
Плывут по старым улочкам Смоленска.
Вот и пошли туманы и дожди.
И
в жизни стало как-то меньше блеска.
И
громкие зеленые слова,
Не различавшие октав и терций,
Смолкают, как летящая листва,
И
оседают под корнями сердца.
И
тихая, щемящая тоска
По лету, завербованному далью,
Пульсирует у самого виска
И
проступает на лице печалью.
Но ты на это с болью не гляди!
Напрасными расспросами не мучай!
Ведь в наших чувствах – лето впереди...
Обрезал я все высохшие сучья.
***
Жизнь невеселая.
Без солнечного света.
И
семя сорное
Отжарившего лета
На ветер просится,
Щекочется в горсти, –
В
заросшей рощице
Упасть и прорасти.
Ах, непослушное!
К
погибели ведь манит
Струя воздушная.
Не лучше ли в кармане
Пригреться с осени
До будущей весны,
О
чистой просеке
Смотреть цветные сны!? |
