|
Дорога
к
поэту
Тот,
кто
хочет
понять
поэта,
Должен
идти
в
его
край.
Гете
Впервые Смоленский музей наиболее полно отразил жизнь и
творчество Твардовского в экспозиции «Знатные поэты-земляки»
(Михаил Исаковский, Александр Твардовский, Николай Рыленков).
Она была открыта 11 декабря 1974 года. В этот день в
Смоленске начал работу выездной секретариат правления Союза
писателей РСФСР. Первыми посетителями выставки стали
литераторы, и среди них те, кого обожгла война: С. Орлов, К.
Кулиев, Ю. Друнина, Л. Решетников, Е. Долматовский.
Материалы собирали в областном архиве, где хранится газета
«Смоленская деревня», в которой появились селькоровские
очерки и первое стихотворение А. Твардов-
ского «Новая изба», напечатанное 19 июля 1925 года; в
Смоленском пединституте, где он учился в 1932-1934 годах; у
тех, с кем свели поэта фронтовые дороги (О. Верей-
ский, Е. Воробьев, В. Глотов, О. Кожухова);
в Московской филармонии. Помощь в подготовке раздела
«А. Твардовский – редактор „Нового мира“» оказали А.
Кондратович и ответственный секретарь журнала Б. Закс.
Расскажу о некоторых экспонатах.
В
1928 году Александр Твардовский покинул Загорье, набрав
«запас душевных сил в дальнюю дорогу – жизнь». В смоленских
газетах он печатает стихи, корреспонденции, небольшие
заметки. «Собирать за день по 5-6 заметок казалось нам
делом совсем пустяковым», – вспоминал С. Фиксин («Первая
даль поэта»).
С
1931 года Твардовский – секретарь журнала «Западная
область». Редактор журнала А. Локтев помог осуществлению
заветной мечты поэта: в 1932 году он становится студентом.
В экспозиции – рекомендация из личного дела.
«Оргкомитет Союза советских писателей Западной области
ходатайствует о приеме в Смоленский педагогический институт
на отделение языка и литературы поэта Твардовского А.
Тов. Твардовский является одним из передовых писателей
области, имеет ряд книг, изданных в Смоленске и Москве.
А. Твардовский работает также и в области детской книги.
Учитывая загруженность тов. Твардовского редакционной
работой, связанной с частыми поездками, Оргкомитет
ходатайствует о приеме его без экзаменов.
Председатель А. Локтев. Секретарь Н. Рыленков».
1
сентября 1932 года за плечами Твардовского было всего шесть
классов. В течение года он сдал экстерном за среднюю школу
и первый курс института. Завершил образование А. Твардовский
в МИФЛИ, получив в 1939 году диплом с отличием.
1941 год. Всё изменила война. 24 июня, «в трудный час земли
родной», Твардов-
ский отправляется в газету «Красная Армия» Киевского
военного округа (позднее – Юго-Западного фронта).
Пишет стихи, очерки, фельетоны – всё, чего требует
тяжелейшее время, выезжает на передовую. В 1942 году
выходит сборник Твардовского «Юго-Западный фронт. Стихи
1941–1942 гг.». С тоненькой книжкой, которая потеряла
обложку на фронтовых дорогах, всю войну не расставалась
медсестра 244-го медико-санитарного батальона 312-й
Смоленской стрелковой дивизии З. П. Ерёмина. Она хранила ее
как память о боевой юности. Книгу подарил музею учитель
истории, краевед А. Я. Трофимов.
Кто из наших земляков не знает стихо-
творения «Партизаны Смоленщины»? Но, думаю, мало кому
известно, что его выпустили в виде листовки. «Никогда не
забуду, как спустя недели три после случившейся трагедии (13
апреля 1942 г. каратели напали на Сельцо, сожгли деревню,
многих жителей расстреляли – в числе погибших племянница А.
Твардовского Женя Худолеева. – Примечание Р. М.) разведчики
принесли необычную листовку Главного политического
управления Красной Армии – в ней было напечатано
стихотворение Твардовского „К партизанам Смоленщины“. Мы
читали его вслух десятки раз, пока не выучили наизусть… Надо
было видеть, как воспринимал эту листовку народ. Без
преувеличения скажу: люди будто увидели Твардовского в одном
строю с народными мстителями», – вспоминал командир полка
дивизии «Дедушка» Т. Засыпка (Сторона партизанская. – М.,
1975. – С. 58). Негатив листовки я получила от Л. В.
Котова – преподавателя Смоленского института физкультуры,
историка.
Среди дорогих экспонатов – первые издания поэмы «Василий
Теркин». Одно, выпущенное издательством «Молодая гвардия»,
автор подарил земляку-фронтовику Д.Осину. Другое, изданное
газетой «Красноармейская правда», в которой Твардов-
ский работал с весны 1942 года до Дня Победы, почти
полностью было отправлено на фронт. В этой газете
«Теркин» печатался с иллюстрациями О. Верейского. Художник
сразу откликнулся на пожелание получить материалы о поэте:
«Меня порадовала Ваша просьба вниманием к памяти очень
любимого мною А. Твардовского, – писал он мне. Пока посылаю
фоторепродукции с портрета, рисованного мною с натуры в 1943
году под Смоленском; с изображения Теркина, сделанного в
1942 г. для первого издания, еще только несколько глав… Мне
как другу нашего великого земляка, да и как уроженцу
Смоленской области приятно и лестно будет фигурировать в
экспозиции Вашего музея». Позднее О. Верейский преподнес в
дар музею авторское повторение портрета поэта 1943 г.,
иллюстрации к «Василию Теркину».
Во время командировки во Львов мне удалось повидаться с В.
И Глотовым, служившим в годы войны в газете «За правое
дело». Его встреча с А. Твардовским произошла на
Смоленщине, их дружба укрепилась и продолжалась после войны.
В. И. Глотов передал нам поэму «Василий Теркин» с автографом
автора, письмо А. Твардовского 1968 года и фотографию
изображения Василия Теркина.
На обороте надпись: «Дорогой Василий Иванович! Поздравляю
тебя с 50-летием Армии от имени солдата, чье изображение,
которым он, между прочим, обязан твоей „ряшке“, – на
обороте. Автор – пусть его стареет. Пусть не старится герой.
Обнимаю тебя. Твой А. Твардовский. 21.2.68 г., М.».
Новая экспозиция тем не менее оставила без ответа вопрос о
корнях А. Твардов-
ского, о семье, в которой он рос, о жизни в Загорье, где
формировался мир будущего поэта. Так возникла мысль
обратиться к И. Т. Твардовскому, жившему тогда в поселке
Танзыбей Красноярского края, с просьбой прислать план
загорьевской усадьбы. Иван Трифонович отозвался быстро: в
1976 году он прислал рисунок, а в следующем –
изготовленный собственными руками макет (он был прекрасным
мастером-краснодеревщиком). Приехал сам, беспокоясь о том,
не пострадал ли макет в пути. В 1977 году макет пополнил
экспозицию.
Земляки поэта уже в 1972 году стали заботиться об
увековечивании его памяти (см. книгу В. Савченкова «Так это
было»). В 1978 году установили Памятную доску на здании
вокзала в городе Починке. В том же году В. В. Дементьев
обратился к общественности: «… пока есть время, пока не
заросло волчьим мелколесьем широкое русское поле, пока еще
живы родные и близкие, мы обязаны, мы должны, мы призваны
восстановить хутор Загорье и для себя, и для будущих
поколений, которые проторят сюда незарастающие тропы»
(Литературная Россия, 31 марта 1978 года).
А
почитатели поэзии А. Твардовского задолго до этого проторили
дорогу на его «малую родину». Среди первых были учащиеся
279-й московской школы имени А. Твардовского. В июне 1974
года они прошли по маршруту: Загорье–Сельцо–Аблезки,
Кубарки, Ляхово–Белый Холм (маршрут разрабатывали со старшим
братом поэта Константином Трифоновичем и писателем А. И.
Кондратовичем). И сегодня, став учителями, бывшие школьники
ведут своих нынешних учеников по дорогам детства и юности
А. Твардовского.
И
только 1 сентября 1986 года исполком Смоленского областного
Совета народных депутатов принял постановление о возрождении
Загорья. Но почему с таким опозданием? А. И. Макаренков,
заместитель председателя исполкома, курирующий
восстановление хутора, объяснил это изменением
обстоятельств: «А теперь жизнь, как говорится, заставляет.
Мы же понимаем, какое внимание к Твардовскому в связи с
твердой линией на правду и гласность. А он был великий
правдолюб» (А. Плутник. Так это было на земле // Известия.
Октябрь 1986 года).
Загорье… «Малая частица света», «до заморозков в город не
пробиться сквозь неживой болотный полукруг».
Сколько раз возвращается к нему А. Твардовский:
Ничем сторона не богата,
А
мне уже тем хороша,
Что там наудачу когда-то
Моя народилась душа.
30 ноября 1933 года он заносит в дневник: «Задумал писать
„Автобиографию“. До самого последнего времени с того, как
начал умнеть, жил в сознании какой-то особенности своей
биографии. Хотелось, чтобы она была похожа на что-нибудь,
что объяснено и известно. В детстве и юности было что-то
стыдное, не как у людей… Она же само собой составляет в
огромной степени мои запасы наблюдений, впечатлений,
жизненного материала». (Литературное наследство. – Т. 93. –
С. 320).
В
1943 году в очерке «На родных пепелищах» снова о Загорье:
«Не нашел вообще ни одной приметы того клочка земли,
который, закрыв глаза, могу представить себе весь до
пятнышка и с которым связано всё лучшее, что есть во мне!
Более того – это сам я как личность».
24 мая 1954 года он пишет близкому по духу В. Овечкину:
«Получил твое письмо, которое доставило мне большую радость,
и не только потому, что в нем содержалось несколько строк,
относящихся к моему „делу“… отношением к моей бедной „малой
родине“, любимой и незаменимой».
В
1969 году сюда, к истокам, А. Твардовского возвращают
впечатления от книги исландского писателя Лакнесса
«Самостоятельные люди»:
«Удивительно, как много в лакснессовской поэзии „хутора“
(хутор – мир главный и единственно человеческий; что за
пределами – всё чуждое, враждебное и ненастоящее) близко
моей „главной книге“ – моей мечте едва ли не лет с
пятнадцати – описать этот мир Загорья. Кстати, Загорьем мы
именовались не совсем законно, но отцу не хотелось числиться
за чисто мужицким Столповым… Сколько я израсходовал
душевных сил на построение внешнего мира, по своему вкусу,
мира, который ждал где-то меня, был всегда впереди, лежал
в запасе, вознаграждая за всю боль, серость, муку
натурального хуторского бытия» (Литературное обозрение. –
№6. – 1980. – С. 108).
Воссоздать быт семьи Твардовских той далекой поры после
всех бурь, которые над страной и над ней прошумели,
оказалось делом непростым. Понятно, что роковой день 19
марта 1931 года унес с собой всё:
«И жизнь – на слом,
и всё на слом –
под корень – подчистую».
Ни о каких вещах, сохранившихся там, «куда их вывезли
гуртом», не могло быть и речи. На основании книги И. Т.
Твардовского «На хуторе Загорье», дневников юного
А. Твардовского, опубликованных в 93-м томе «Литературного
наследства», мы искали аналоги. Ведь нужно было показать быт
семьи, во многом не похожей на окружающие. «А мой отец всю
жизнь отгонял от себя мысль, что он мужик. У нас, например,
не носили лаптей. По заморозкам я выгонял скот босиком:
сапог не было, но лапти сплести (чуни я умел) не
разрешалось» (Литературное наследство. – Т. 93. – С. 304).
Сколько вещей (некоторых уже нет в современной деревне)
были неотъемлемой частью того крестьянского быта: дежа, в
которой утворяли тесто, лопата для садки теста в печь,
кадушки, разных размеров чугунки, миски, деревянные ложки,
светец, керосиновая лампа, прялка, рубель и каталка,
ткацкий стан, валёк, которым женщины отбивали белье на
речке…
Часть из них нашлась в фондах музея, венские стулья
приобрели в Починке; там же, в Доме быта, специально сшили
одеяло для родительской кровати (в доме она была
единственной, остальные спали на печи и на полатях). Шкаф,
комод, диванчик изготовил по памяти сам И. Т. Твардовский. В
экспедиции по окрестным деревням (Сельцо, Никульчино,
Аблезки и др.) мы собрали
чугунки, ухваты, полотенца, холст, тарелки.
В
Смоленске в семье Ходусевых я получила фотографию А.
Твардовского (семнадцати-восемнадцатилетнего). В далекие
тридцатые годы он подарил ее Степану Курдову, с которым
работал в Смоленске (Ходусевы – родственники С. Курдова).
Книги во многом формировали Александра Трифоновича,
любовь к ним отличала всю семью Твардовских. Поэтому особое
внимание мы уделили подбору книг. Они уместились на угловой
полке под образами: А. Пушкин, М. Лермонтов, Г. Данилевский,
«заветная книга» – том Н. Некрасова, подаренный отцом,
который первый увидел и понял одаренность сына.
Загорье без кузницы – не Загорье. К сожалению, найти
наковальню Трифона Гордеевича или выполненные им изделия не
удалось. С Константином Трифоновичем мы ездили в Лонницу,
где он десятки лет был кузнецом, чтобы попросить у
директора совхоза наковальню. Теперь она в Загорье, в
кузнице.
В
октябре 1987 года Константин Трифонович разжег горн,
выковал молоточки, зубила, как когда-то делал это вместе с
отцом. Баня, сарай, сад («пять яблонь – пять сортов»)
завершали то, что было «имением». 19 июня 1988 года
началась вторая жизнь хутора Загорье, теперь – музейная. |
