ИЗ ТРЕТЬЕЙ
КНИГИ
Увы, она будет
посмертной. Петр Ефимович Мельников работал над книгой,
готовил ее к изданию и не знал, что последним днем жизни
станет 29 августа 2002 года. Он пошел за вдохновеньем –
порыбачить, а рыбалка оказалась последней. Завидная жизнь,
завидная смерть.
Фронтовика,
учителя, директора школы, заведующего районо, поэта,
руководителя литературного объединения «Современник»,
лауреата премии имени Исаковского любила вся Рудня. На
медленном и долгом пути от дома Петра Ефимовича до кладбища,
завидев скорбную процессию, замирали прохожие,
останавливались встречные машины: люди прощались с ним
сердцами. Смоленскую областную организацию Союза
российских писателей представляли Вера Иванова, Николай
Илькевич и я.
«Холод-голод
– это позабыто,
Светлое осталось
лишь в душе».
Многие строчки
Петра Мельникова можно считать его девизом. Светлый, добрый,
умный, благородный, красивый, намеренно негромкий,
чрезмерно жертвенный и скромный человек.
Зрелый философ и
мудрый лирик, давно известный по публикациям в столичной и
областной периодике, коллективных сборниках, он смог
издать в Смоленске всего две свои книги – «Годы» в 1992 году
и «Синь-свет» в 1996.
Петр Ефимович не
дожил до 75-летия. И третья книга Мельникова не успела выйти
к юбилею – 18 декабря 2002 года. Чуть-чуть опоздала, но она
– реальность. Реальность благодаря администрации
города-героя Смоленска и лично Ивана Александровича
Аверченкова. Реальность благодаря администрации Руднянского
района во главе с Юрием Ивановичем Ивашкиным. Они совместно
профинансировали издание, о котором так мечтал поэт. Не
появилось бы «Избранное» и без энергичной поддержки
Михаила Ивановича Великанова, истинного ценителя и знатока
поэзии.
Давайте вчитаемся
в трепетные и пронзительные стихотворения Петра Ефимовича
Мельникова: он оставил их именно нам.
Раиса
Ипатова
Шел наугад – блуждал, кружил:
Жизнь троп мне не торила...
Не я в поэзию входил –
Она в меня входила:
и в добрый, и в недобрый час
(под сердца перебои)
от редкой радости ль лучась,
страдая ли от боли...
Входила, может, вопреки
судьбе и всем приметам –
в лесу грибном и у реки,
которым с детства предан.
...Жизнь, в сне хотя бы повтори
те дни, тот клев на Каспле...
Доныне светят мне костры,
которые погасли...
Доныне тот я, что и был:
кровь не перебродила...
Не я в поэзию входил –
она в меня входила.
* * *
Все грани стерты...
Нынче наравне
И скромницы, и уличные девки...
Да и стихи уже в одной цене –
Шедевры ли, пустейшие ль поделки.
И фальшь слышна в словах:
«творить», «любить»...
А мне казалось, что еще возможно
Сердца строкой увлечь, воспламенить,
В которой сила благодати Божьей.
2000 г.
"Стог"
Оставив заветный порог
И небо над пущами отчими,
Стою одинокий, как стог,
Под снегом, вдали от обочины.
Все – мимо. И жизнь – в полусне,
И вьюги февральские плачут...
Намеком тропинку ко мне
Лишь лось иногда обозначит.
1965 г.
* * *
С яблонь осыпались яблоки –
Голы до самых макушек.
Плавают листья-кораблики
В стылых, морщинистых лужах.
Подняты ветви – бодрячество! –
Будто им легче дышать...
Можно записывать начисто:
Все рождено,
чтоб рожать.
1979 г.
"Рыбацкое "
Вскрикнул чибис, как в испуге, –
на болоте
Заходило солнце в тучу –
к непогоде.
Ветерок могли учуять лишь осины...
Мглой густою переполнены низины.
А вдали, где чуть виднелся отблеск плёса,
Жидкий дым от костерка шёл к небу косо.
В камышах волна вздыхала монотонно...
Разговор, уха-ушица – все законно,
Все знакомо, все, как надо, все в ажуре...
Над рекой – ночник-луна в зелёном абажуре.
Дня, ушедшего за склоны, смолкло эхо,
Челн волшебный сна поплыл от брега –
В дымку, в дали, где земное – неземное,
В неизвестное, в иное, в зоревое...
Где красиво несказанно, где богато,
Где не хаты, не лачуги, а палаты...
Ни сомнений, ни укоров, ни печали...
Петухи уже побудку прокричали.
Сон – не в руку..
Рыбаки ворчали порознь:
Над землёю пеленой висела морось.
Вскрикнул чибис, недовольный, видно, с ночи...
Уж не тот ли, что нам непогодь пророчил?
1999 г.
* * *
Чудны гримасы нашей жизни бурной.
Как хочешь – принимай или кляни:
Была литература подцензурной
И нецензурной стала в наши дни.
* * *
Нет-нет, не проявление ума –
То озаренье, что нас ночью будит!..
И, видимо, важней не суть сама,
А долгий путь к ней,
постиженье сути.
Не по нему ли двигаясь вперёд
И ощупью, и даже по наитью, –
Тайн и загадок раскрываем код,
Концы находим путеводных нитей?
...Бессилье мучит и тоска грызет,
Когда удача труд не увенчала,
Но ведь недостижим и горизонт,
А мысль к нему стремится изначала.
1997 г.
"Август"
Уйду по меже и в ромашках улягусь,
Пускай надо мною потешится август:
Над ухом кузнечиком пусть пострекочет,
Навеет заветных мне мыслей и строчек.
Пускай пощекочет в носу шаловливо
Мне колосом желтым ячменная нива...
Вдали проскрипят пусть телеги колеса,
Прольется синь-свет василькового плеса
И – как в далёком у отчего дома –
С небес незаметно опустится дрема:
Приснится, быть может, средь полдня погожего,
Что будто я выполнил все, что положено,
Что будто в России, не помнящей лада,
Все-все по-иному теперь,
все, как
надо.
1999 г. |